– Да, очевидно, так.

– Но как вы думаете, каково назначение этого инструмента? – спросил Голдстайн и тут же добавил: – Это инструмент для резания свинца.

– Резания свинца? – удивилась Паркер.

Голдстайн повернулся к Уиллоусу.

– В столице есть несколько дюжин поставщиков подобных инструментов. Но его можно заказать и через любой из журналов «Сделай сам». Очень нужный предмет этот нож. Особенно если собираетесь работать с витражным стеклом.

– Где он сделан?

– В Западной Германии. Это углеродная сталь очень высокого качества. Цена на нее около тридцати долларов, если хотите точнее, могу проверить по своей картотеке.

– Есть что–нибудь еще? – спросил Уиллоус.

– На ноже? Нет, ничего.

Уиллоус достал записную книжку и черную ручку «унибол» и что–то записал, используя собственный индивидуальный способ стенографии. Заметки его всегда были аккуратны и лаконичны.

– А что вы скажете об одежде, которую нашли на дереве?

Голдстайн пренебрежительно пожал плечами.

– Этот малый не затратил много денег на свой гардероб. – Он усмехнулся, показывая крупные белые зубы. – Его одежда была такой дешевой, что на ней даже отсутствовали этикетки.

– И метки сухой чистки?

– Когда такая одежда, о которой мы говорим, пачкается, ее выбрасывают.

– Хорошо, Джерри. Что у вас еще есть для меня?

– Ботинки были седьмого размера, у рубашки рукава тридцать три, шея шестнадцать. Брюки тридцать шесть дюймов в поясе и двадцать шесть дюймов в длину. В общем, мужчина маленький и толстый.

Уиллоус снова сделал запись.

– Я осмотрел ботинки внутри, – сказал Голдстайн.

Уиллоус перестал писать и с удивлением взглянул на него.

– И знаете, что я нашел?

– Что же?

– Пятна. От лопнувших волдырей.

– Выходит, он носил ботинки, которые ему были малы. Вы это хотите сказать?

– Возможно.

– Старушка в бакалее, – напомнила Паркер, – сказала, что он прихрамывал.

Уиллоус кивнул, вспоминая.

– Вы могли бы определить группу крови по волдырям, Джерри? – спросил Уиллоус.

– Мы как раз работаем над этим. Надеюсь, результаты будут после полудня.

Голдстайн откинулся в кресле. Скрипнули колесики. Он сомкнул пальцы над головой и посмотрел в потолок. Круглые линзы его очков поблескивали, и потому невозможно было сказать – открыты или закрыты его глаза.

– Отпечатки пальцев, – сказал он, помолчав. – Вы уже знаете, мы нашли их на пуговицах пиджака, на пакете «Кертса» и на паре найденных монет в кармане брюк. Однако ничего такого, что стоило бы пропустить через компьютер, не оказалось. И почти ничего, что можно было бы представить в суд.

– Что скажете о журналах и трубке для сигар?

– На трубке мы нашли отпечатки указательного и большого пальцев. Но они могли принадлежать и человеку, который продавал сигары.

– Вы выяснили марку сигар? – спросила Паркер.

– Сигар?

Паркер кивнула.

Голдстайн взглянул на Уиллоуса. Оба знали то, чего не знала менее опытная Паркер: сигара не являлась уликой.

– А что вы скажете о голубой метке на плече жертвы? – спросил Уиллоус.

– Вы были правы, это чернила татуировки. Я звонил в Сквемиш. Патологоанатом отправил на анализ образцы ткани той девушки, которую вы нашли в реке.

– Наоми Листер. – Уиллоус распрямился.

– Вся кровь в фургоне «Эконолайн» была группы «А», резус положительный?

– До последней капли.

– Что еще вы нашли в фургоне?

– Несколько волосков, которые не принадлежали жертве. Больше ничего. Машина была в безупречном состоянии. Можно сказать, вымыта и вычищена.

– А соединительные провода под передним щитком? Скажете что–нибудь о них?

– Право, нет, Джек. Пайка была достаточно небрежной, в общем, кустарная работа. А провода и крокодилы можно купить. Они всюду продаются.

Уиллоус сделал еще несколько записей.

– Одного не могу понять: почему он оставил в машине стодолларовую банкноту? Кто же бросается такими деньгами? Либо деньги были оставлены случайно в горячке, либо… – Уиллоусу вдруг пришла в голову неожиданная мысль. – А не фальшивая ли эта банкнота? – спросил он.

– Нет, самая настоящая. А ваш следующий вопрос: откуда все перегибы и складки на новой банкноте, верно?

– Так точно, Джерри.

– Мэл Даттон сделал несколько моментальных черно–белых снимков. Они показали, что деньги были в обращении.

– Просто отлично, Джерри!

Голдстайн скромно пожал плечами.

– Единственное, что я точно знаю о деньгах, это то, что у меня никогда не было их в достаточном количестве.

– Достаньте, пожалуйста, комплект снимков Даттона и для нас, – попросил Уиллоус.

Голдстайн бросил ему через стол конверт размером восемь на десять дюймов. Уиллоус развязал тонкую красную тесемку, которой был перевязан конверт, и достал несколько отпечатков. Сфотографированная стодолларовая банкнота представляла собой беспорядочную сеть пересечений белых линий на сером фоне. Купюру трудно было узнать. Даже скучное лицо Роберта Бордена, изображенное на ней, состарилось на тысячу лет.

– Мне нравятся загадки, – сказал Голдстайн. – Так как у меня была пара долларовых банкнот в бумажнике, я подумал: почему бы не провести и с ними подобное испытание?

– А где оригинал? – спросила Паркер.

Голдстайн порылся в кармане для ключей и, открыв выдвижной ящик стола, вытащил пластиковый мешочек для улик. Голдстайн потряс его, и хлопья высохшей крови подобно черному снегу легли на бумагу.

Уиллоус подошел к столу и протянул руку. Голдстайн протянул мешочек Уиллоусу.

– Но увы, Джек, денег в нем нет.

Уиллоус улыбнулся.

– Неудачная шутка, Джерри, но, несмотря на это, я приглашаю всю бригаду в «Макдоналдс» на завтрак. – Он опустил конверт в нагрудный карман и направился к двери.

– Совсем было забыл, – сказал Голдстайн Паркер. – В следующее воскресенье четвертый ежегодный турнир по крокету в парке Тетлоу. Хотите пойти?

Паркер колебалась.

– Будет приятная компания, – сказал Голдстайн. – Собирается много холостых мужчин. И все, что требуется, это надеть белые костюмы и принести пару бутылок приличного вина. О еде, кстати, есть кому позаботиться. Холодный ростбиф и прочая ерунда.

– А в какое время? – спросила Паркер.

– Начнем ровно в два часа.

– И вы придете в белом кожаном галстуке?

– Скорее всего, – ответил Голдстайн.

– У вас действительно есть такой, да?

– Конечно.

Паркер улыбнулась.

– Не легкомысленно ли выглядит это?

– Что? – нахмурился Голдстайн. – Вы считаете, что я из тех мальчишек, которые носят легкомысленные галстуки?

– Определенно, – улыбнулась Паркер.

Зазвонил телефон. Уиллоус выпрямился в своем кресле и, подавляя зевоту, поднял трубку. Это был Пэт Росситер, вызвавший его из Сквемиша.

– Что с татуировкой, Джек?

Уиллоус рассказал Росситеру о клинообразном куске кожи, вырезанном из предплечья мертвого мальчика. В том же месте была татуировка и у Наоми Листер.

– И чем вы это объясняете?

– Думаю, мальчик и Наоми Листер делали татуировку одновременно. А что она означала?…

– Подождите минуту. Я хотел спросить о снимке, который мы нашли в шортах девочки. Почему убийца оставил его на месте преступления?

– По–видимому, допустил ошибку или просто забыл о нем.

– Не думаю, Джек. Следователь считает, что смерть наступила в результате несчастного случая. Так что обвинение не будет возбуждено. – Росситер замолчал. Уиллоус удивился, хотя и предполагал, что так оно и будет, но ничего не сказал.

– Вода в ее легких речная, не из ванной Альфреда Хичкока. Синяки и ссадины полностью соответствуют типу ударов, которые она могла получить, дрейфуя вниз по реке. И еще… вы слушаете?

– Да, конечно. – Уиллоус почувствовал раздражение от бессмысленного разговора, но голос его, как всегда, был ровным и спокойным.

– В отчете патологоанатома отмечено, что уровень моноокиси углерода в крови равен пятнадцати с лишним процентам. – Уиллоус услышал, как Росситер глубоко вздохнул, прошелестел перевернутой страницей.