– Какую Нинку?
– Ну, его девушку. Пока он в меня не влюбился, он с ней ходил. Она за ним теперь приехала.
– Боже мой, а зачем? Если он тебя любит!
– Так ей уж рожать скоро, через месяц! Говорит: не хочу, чтобы ребёнок без отца рос.
У меня голова пошла кругом… Мне казалось: Настя разыгрывает меня.
И вот мы пришли. Заходим в комнату. Большая такая комната, перегороженная на две. За столом сидит отчим Насти, совсем молодой парень, а мать её, усталая, худенькая женщина, разливает чай.
– А… пришли, – говорит она, – ну мойте руки и садитесь чай пить. И вы тоже,- говорит она мне. – Паша, Нина, идите, уже налито!
Из второй комнаты вышел здоровый парень, босой и в майке, а за ним – бледная девушка с огроменным животом. Все уселись за круглый стол, а я заторопилась прощаться.
– Куда же вы?
– Мне пора домой, до свидания!
Я вышла из этой странной комнаты, Настя пошла меня проводить до двери.
– Какая у вас удивительная семья, – сказала я.
Настя засмеялась:
– Вот, притащился, дурак настырный!
– А ты его не ревнуешь к этой Нине?
– Так я же его не люблю!
– Прости, а зачем ты тогда приняла его, в смысле пустила жить?
– Так это мать. Говорит: разве можно человека выгнать на улицу? Пусть поживёт, пока не устроиться на работу и пока общежитие не получит.
– Так он и не работает к тому же?
– Пока нет. Ищет… А Нинку и подавно не выгонишь. Женщина на сносях. Целыми днями шьёт приданное для своего малыша, пелёнки там всякие, распашонки…
Я уходила из этого дома, представляя, как они там дружно сидят все за круглым столом и пьют чай… и дружно придумывают имя для Нининого ребёночка…
Эта удивительная семейка поразила меня до глубины души. Как в сказочном «Теремке»: тук-тук, кто в тереме живёт? А ты кто? Заходи, будешь с нами жить…
История с зонтиком
Летнее дождливое воскресение. Ходили с Анями в кино, смотрели комедию «Три плюс два», милую и тёплую. Когда возвращались, дождя уже не было. Иду, помахиваю зонтиком, как тросточкой. Нас обгоняют три парня – техникумские. Один из них, тот, что в серёдке, громко произносит какое-то слово. Я не понимаю, что он сказал. Но слово явно плохое и явно адресовано нам – как-то уж очень вызывающе было брошено в нашу сторону, как камень. Кровь ударяет мне в голову…
Я знаю за собой эти жаркие приливы гнева, граничащего с бешенством… В такие минуты я собой не владею. Стремительно, в два прыжка, как тигрица, догоняю парней… и того, что в серёдке, – со всего маху – зонтиком – по спине!
Хорошо помню его дикий вопль и жуткую судорогу спины (била-то точно по позвоночнику!)
Он оглянулся, белый, как мел, немой от боли, с дико вращающимися глазами… Он бы прибил меня тут же, как муху, но два его приятеля, дабы избежать кровопролития, схватили его под руки и потащили куда-то, страшно мычащего и упирающегося…
А мы трое, как ни в чём не бывало, продолжали свой путь к дому. Ну, не люблю я, когда при мне ругаются! Ненавижу. Хотя в Вольногорске то, что сейчас произошло – явление редкое, просто исключительное. Мы живём тут практически в стерильной обстановке. До восемнадцати лет (до тех пор, пока не выехала отсюда в большой мир) я вообще не догадывалась, что на свете существует непечатная лексика. «Идиот, сволочь» – это были самые сильные выражения. Что сказал тот парень, я не поняла, как не поняла бы, если бы он произнёс фразу на китайском языке. Но я болезненно чутка на интонацию, на энергетический посыл. Так что если бы он выругался даже по-марсиански, я бы всё равно набросилась на него с зонтиком…
Первая поездка в Сочи
Удивительное событие: мы едем с мамой на море! Первый раз мама едет в отпуск не в санаторий, а со мной и Маришей. Мы едем в шикарный город Сочи. Я ещё не была там, но звучит совершенно потрясающе: СОЧИ… Тут и СОН, и ОЧИ…
А Фёдор с нами не едет. И бабушка не едет. Зато едет мамина подруга Ниночка.
Запомнилась дорога к Сочи, особенно тот её участок, который идёт по берегу моря… Была длинная стоянка и некоторые лихие молодые люди даже бегали купаться! А я гуляла по насыпи в толпе тихо завидующих…
Вчетвером мы поселились в однокомнатной квартирке в районе с поэтичным названием «Светлана», совсем недалеко от моря. В день приезда шёл дождь, но я тут же надела свой чёрный шуршащий дождевик и отправилась на море. Бродила по пустынному гальчатому пляжу, бродила по аллеям приморского парка, голова кружилась от сладкого запаха цветущих магнолий и ещё разных неведомых мне цветов… я вдыхала эту пьянящую сырость, чувствуя, как весь мой организм блаженствует, ведь он так устал от жарких сухих ветров в нашей степи…
Что запомнилось от той поездки? Ласковое море!… Цирк – на полпути от дома до моря. Большое цирковое семейство Запашных, они всегда обитали на пляже рядом с нами. Запомнился молодой Мстислав Запашный, (вот сейчас заглянула из любопытства в энциклопедию и узнала, что в 1966 году ему было всего двадцать восемь лет – как сейчас моему сыну), запомнилась его изумительной красоты жена с испанским именем Долорес, запомнился их маленький сын Валерик, прелестный темноглазый мальчуган, удивительно похожий на мать, как сейчас его вижу, ему было месяцев девять тогда, он ещё не ходил, ему набирали в надувной бассейн воды и он весело плескался, умиляя всех вокруг своей живостью, своими милыми улыбочками. И если бы кто-нибудь мне сказал тогда, что всего через четыре года я буду работать в Московском цирке осветителем, и все Запашные будут выступать в той самой программе, которую я буду освещать своим прожектором, ну, я бы не поверила этому фантазёру… Разве такое может случиться в жизни? Такое случается только в сказке!
И другие артисты цирка обитали на нашем пляже – таким большим табором. И мальчик-канатоходец здесь был, мой ровесник, из номера дагестанских канатоходцев. Когда я была на представлении и видела, как он идёт по проволоке, он мне казался инопланетянином, существом совершенно неземным. Через несколько лет я напишу о нём:
И снова мальчик шёл по проволоке…
И взглядом пристальным и робким
За ним следила жадно я…
Едва дышали скрипки нервные.
Им было боязно, наверное,
И замерли они, дрожа…
А когда он здесь, рядом, строил из плоских камушков башни, и когда мы плавали с ним наперегонки до волнореза, он был самым обычным мальчишкой… Мы здоровались с ним по-соседски. Потому что все приходили на свои обычные места на пляже, каждый день вокруг были одни и те же лица, и уже через несколько дней все начинали по-соседски здороваться друг с другом и просить друг друга о маленьких услугах: «Я отойду за мороженным, присмотрите за моими вещами», или «Я сбегаю окунусь, покараульте моего карапуза». Мы и маленького Валерика караулили, когда его родители убегали купаться. Пляж походил на большую коммунальную квартиру под открытым небом.
Мы вчетвером жили очень весело тот месяц, мама правильно сделала, что позвала с нами Ниночку. Присутствие постороннего (ну, не совсем постороннего, но всё же) человека, постоянно стимулировало маму на шутки, за весь месяц мы ни разу не поссорились, жили просто как в раю, радуясь и смеясь, порой хохотали до слёз из-за какой-нибудь чепухи, а чаще всего друг над другом и над собой, мы поздно засыпали, потому что на первом этаже нашего дома был ресторан «Светлана» и там часов до двух ночи играл оркестр, мне это очень нравилось, это придавало нашей жизни особенный аромат, и певец, подстраиваясь под Марка Бернеса, тогдашнюю звезду русской (точнее – советсеой) эстрады, пел мягким баритоном: «Просто я работаю, просто я работаю, просто я работаю волшебником, волшебником…» Или: «Три года ты мне снилась, а встретилась вчера… Не знаю больше сна я…» Эти простые песни очень волновали меня, будоражили душу, какие-то мечты лезли в голову, точнее, даже не мечты, потому что мечта – это что-то конкретное, но в моих мечтах ничего конкретного не было, просто какой-то сладкий туман, и какие-то вибрации в этом тумане… хотелось верить, что когда-нибудь… кто-нибудь… и мне тоже… пусть не споёт, а просто скажет… что-то вроде этого: «Три года ты мне снилась…» Было такое восхитительное настроение, с каким-то новым, незнакомым привкусом, от которого сосало под ложечкой, как на большой высоте… через месяц мне исполнится шестнадцать лет, и это так здорово!
