Мне совершенно не хотелось знать, что вода – это бессмысленное для меня, ничего не говорящее аш-два-о. Вода – это нечто прохладное и сверкающее, в чём отражаются солнце и звёзды, вода – это жизнь и наслаждение, а не какое-то бездушное аш-два-о! Химия убивала ТАЙНУ. Химия лишала жизнь ЗАГАДКИ. Химия убивала МУЗЫКУ и ПОЭЗИЮ. Химия лишала жизнь СМЫСЛА. Всё сводилось к простой химической реакции, к формуле из буковок и циферок: рождение, жизнь, смерть. Какой в этом смысл? Ну, залили тебя в колбочку, подмешали чего-то вонючего, ну, ты побурлила, покипела чуток – и выдохлась, успокоилась… И все дела. Жуткий предмет. Страшнее алгебры.

У Веры Акимовны есть фавориты – те, кто обожает химию. Им она улыбается. Естественно, я не в их числе. За это она мне ставит из четверти в четверть унизительную тройку. К доске никогда не вызывает. За лабораторные работы ставит только тройки, даже если они выполнены без сучка и задоринки.

– Так ты же всё списала! – неизменно говорит она, и доказывать ей что-либо – бесполезно.

– Ну, так вызовите меня, спросите!

– А какой в этом смысл? – говорит она.

И её голос, и её взгляд сочатся презрением.

– Ну ладно, вызову на следующем уроке, – бросает она мне в спину, когда я уже иду из класса.

И – опять не вызывает! Не вызывает… не вызывает… Я опять иду к ней, опять прошу: «Вызовите, пожалуйста», она опять обещает – и опять не вызывает. За два года – ни одного вызова.

Мама говорит:

– Давай я пойду, поговорю с ней, что же это такое?!

– Не надо! умоляю тебя, не надо!

– Но почему?!

– Только хуже будет… Я тогда вообще не знаю, как в кабинет войду… Она может перед всем классом высмеять… Умоляю тебя – не ходи! Я сама…

Так она меня и промучила до конца школы. Даже не знаю, за что она меня так ненавидела. За год – тройка. Но на выпускном экзамене, кроме В.А., сидела комиссия, так что я имела возможность ответить. Почему на экзамене поставили четвёрку, а не заслуженную (как мне казалось) пятёрку, не знаю. Скорее, всего, у В.А. рука не поднялась поставить мне пять. А её мнение было решающим.

Ну, и в аттестат, естественно, вылезла «округлённая» тройка.

Единственная тройка, – обидно. Но больше всего обидно потому, что ненавистную химию я знала на пять. А может быть, даже на пять с плюсом.

И вот, когда уже всё было позади, вечером, накануне выпускного, мама сказала:

– Позволь мне хоть теперь сходить к ней.

– Зачем?

– Я хочу спросить, почему она к тебе так относилась все годы. Теперь-то уж можно. Теперь она не высмеет тебя перед всем классом. Мне просто любопытно: почему? Ну, прошу тебя, позволь.

– Ладно, иди…

Идти было недалеко – Вера Акимовна жила через два дома.

Мамы не было до позднего вечера, я уже стала волноваться: всё же В.А. очень жёсткий человек, а у мамы больное сердце…

Наконец, она вернулась. Неожиданно весёлая. И – с порога:

– Пойдёшь завтра утром пересдавать химию?

– Что?! Завтра ведь выпускной! Уже всё поздно…

– Ничего не поздно. Вера Акимовна сказала: «Если вы утверждаете, что ваша дочь знает химию, то пусть это докажет». Завтра в восемь утра она ждёт тебя в кабинете химии. Ну, как, пойдёшь?

– Пойду.

– Но учти: сдавать ты будешь ВСЮ химию. Всю органическую и всю неорганическую. Все темы, которые вы проходили за эти годы.

– Ладно. Всю – так всю. А чего ты так долго у неё была?

– Общались. Очень приятная, кстати, женщина. Говорит: зря вы раньше ко мне не пришли поговорить. Так что ты зря меня к ней не пускала.

– Кто ж знал…

– Ну, иди спать скорее, чтобы завтра голова хорошо соображала.

Утром я отправилась в школу. Вера Акимовна уже ждала меня. Она встретила меня по своему обыкновению холодно.

– Ну, давай, начнём. Поглядим, права твоя мама или нет. Она утверждает, что ты всё знаешь.

И мы пошли по всем темам…

В то время, когда мои одноклассницы подшивали свои белые платья и сидели в парикмахерской под феном, готовясь к выпускному балу, я исписывала школьную доску химическими формулами… Я этим занималась первый и последний раз в жизни.

Где-то через полчаса лицо Веры Акимовны из непроницаемо-холодного стало удивлённым. Потом в глазах появилось любопытство и даже тепло, и в какой-то момент я почувствовала, что уже не так сильно боюсь её, что вроде она и не такая уж страшная…

Переэкзаменовка длилась около четырёх часов.

В начале я от привычного страха перед В. А. запиналась и говорила с трудом, пересиливая себя, беря каждое слово приступом. Но постепенно говорить становилось всё легче и легче, как будто с моей души спадали тяжёлые вериги. Я вдруг почувствовала удивительную свободу и даже что-то похожее на вдохновение… Я изживала свой страх, освобождалась от него, мне даже не важна была оценка, мне важно было то, что я больше не боюсь человека, перед которым столько лет холодела…

В какой-то миг я почувствовала, что мы с Верой Акимовной – на равных, что ей со мной интересно, что она наконец-то видит во мне человека, а не «тварь дрожащую»…

Это были одни из лучших часов в моей жизни. (На тот день).

– Ну что ж… Отлично! – сказала Вера Акимовна. – Честно скажу: не ожидала. Думала: мама твоя, как обычно все мамы, преувеличивает. Но что же мне теперь с тобой делать?…

Она задумалась.

– К сожалению, я не могу исправить тебе годовую тройку, а жаль… Честно скажу – жаль. А годовая влияет на итоговую… Поэтому итоговая – четыре. Ну что, поздравляю!

…Прибежав домой, нырнула под душ, потом сушила волосы у горячей газовой духовки, и, не досушив, побежала с влажными волосами в школу на выпускной…

Я победила!

Победила своего самого главного врага – СТРАХ. Впрочем, теперь его можно писать маленькими буквами. Было. Проехали…

Я шла по пустому школьному коридору. Где-то в зале играла музыка… У нашего класса стояли Алексей Павлович и Анна Архиповна, наша милая Аннушка. Два мои любимых учителя. Два друга. Мне так много хотелось сказать им, но к горлу подступили слёзы, и я стала спешно спускаться вниз по лестнице. Посмотрела верх. Они смотрели на меня. Замерла, примагниченная этими двумя взглядами.

– Будь мужественна, Лена, – сказал Алексей Павлович.

– Всегда, – ответила я.

Так я их и запомнила: рядом, стоят, смотрят мне вслед… Спасибо вам, мои дорогие, за всё! И Вере Акимовне спасибо. Да, было трудно, но как же чему-то научишься без этого? Я ведь сама не люблю, когда легко…

Через несколько дней после выпускного вечера в школе, мне позвонили из молодёжной редакции областного телевиденья и пригласили поучаствовать в передаче, посвящённой выпускникам школ.

– А что я должна буду делать?

– Прочесть свои стихи. Вас нам рекомендовала молодёжная газета. А точнее – Игорь Пуппо.

– Вообще-то я не читаю своих стихов.

Пауза.

– Почему?

– Не люблю.

Пауза.

– Тогда мы вас представим, а стихи прочтёт девушка из студии художественного слова.

Я минуту посомневалась, но потом согласилась:

– Ну, ладно.

– Вот и замечательно! Не забудьте взять выпускное платье. И стихи!

Едем в Днепропетровск с Фёдором, у него там дела. Раннее утро, бескрайняя степь, прямая, как взлётная полоса, лента шоссе, – до самого горизонта… и там, на горизонте, прямо над дорогой всплывает огромный, красный диск солнца…

И опять мне кажется, что это какая-то другая планета… И не солнце встаёт над дорогой – а огненный, воинственный Марс…

Фёдор довёз меня до самого телецентра и даже зашёл со мной в редакцию.