– Вера Акимовна, почему тройка? У меня же всё правильно.
– Так ты же списала.
– Я не списывала.
– Ты мне будешь рассказывать! – говорит она с таким презрением, на которое, кроме неё, способен только Фёдор.
И так же, как Фёдора, мне хочется иногда спросить её: «Вера Акимовна, что я вам плохого сделала?»
Про триллер
Самый жуткий триллер, который пришлось прочесть в школьные годы – «Молодая гвардия» Фадеева. Мы её проходили по программе.
Воспевание детского бессмысленного героизма (кому нужны были эти листовки на базаре?), воспевание бессмысленной детской жертвенности и гибели… Мне было дурно, когда я читала натуралистическое описание: как их бросали в шурф шахты, как пускали туда вагонетку, как неслись потом по степи страшные стоны… Жуть! У меня был приступ мигрени, рвота и сердцебиение. Я отказалась писать сочинение по роману, это было выше моих сил, я написала о своей бабушке и о маме.
Вспоминаю шурф в Краснодоне… Когда мы жили в Луганске, нас, третьеклашек, возили на экскурсию в Краснодонский музей и к этому страшному шурфу в степи…
Слишком много о войне – книг, фильмов. Воспевание и воспитание патриотизма? Ерунда это всё. Нельзя патриотизм воспитать на картинах, где столько смертей, крови, мрака. Из поколения послевоенных детей растили неврастеников, пессимистов, людей неуверенных ни в себе, ни в будущем. От этого – тягостное, грустное мировосприятие.
Если у меня будут когда-нибудь дети, я не буду им читать книг о войне.
От мамы я услышала горькую правду: она сказала, что не видит смысла в партизанском и подпольном движении. Что слишком большие жертвы. За одного убитого немецкого офицера могли расстрелять целую улицу мирных жителей, женщин, стариков, детей… Мама видела, как расстреливали её отца, она не может это забыть и не забудет никогда.
Эта страшная история внутренне искалечила маму. Внешне – она красивая, нежная, в компании – обаятельная, остроумная, весёлая. Но внутри у неё что-то сломалось. Навсегда. Испытав на себе несправедливость и жестокость жизни, она и сама бывает жёсткой и несправедливой. Это совершенно не сочетается с её прелестной, женственной внешностью, и от этого ещё больше шокирует и причиняет боль. Мне. Бабушке. (И, как мне кажется, Фёдору).
А иногда мама точно уходит в себя и ничего не замечает вокруг. Так, она не видела, когда я ходила жёлтая от желтухи и падала с ног. Увидела, только когда я уже упала. Не заметила меня в Киеве, когда я стояла у самой двери магазинчика… С ней такое много раз потом будет случаться в жизни – такие странности: как бы выпадения из жизни, из реальности. Пока она сама не осознает и не признает это.
И вот уже несколько лет она твердит это – как объяснение и оправдание всего, что у неё случилось (и не случилось) в жизни: «Я выпала из жизни… Понимаешь, я это чувствую: Я ВЫПАЛА…»
Мне страшно жалко её. И я не знаю, как ей помочь. Ведь мы живём как будто в разных измерениях…
Дедовщина в школе
Дикая история в школе:
Мальчика-пятиклассника избили в школьном туалете. Избили так, что он потерял сознание и в тяжёлом состоянии попал в больницу…
Мальчик был тихий и робкий, врагов у него не было, насолить никому не мог. В школу пришёл следователь. Завели уголовное дело. Мальчик, придя в себя, долго отмалчивался, боялся сказать, кто его избил и за что. Но, в конце концов, не выдержал и всё рассказал.
Тут-то всё и выплыло наружу…
Оказывается, уже долгое время мальчишки-старшеклассники терроризировали малышей: отбирали у них деньги, а тех, кто сопротивлялся, били в туалете. Обычная «дедовщина». Запуганные малыши молчали. Молчали и терпели. И только этот драматичный случай помог всему раскрыться.
Слава Богу, из наших одноклассников никто в этом не был замешан, всё-таки у нас в классе хорошие мальчишки. Хотя, наверное, что-то знали… Не могли не знать. Но тоже молчали.
В группе «дедов» оказались, кроме одного классического школьного хулигана, всё сплошь сынки разных начальников – известных в городе людей.
Городок-то маленький! Все друг друга знают. Эти мальчишки были из обеспеченных семей и ни в чём не нуждались. Они отбирали деньги не оттого, что голодали. Им была приятна власть над другими.
Одним словом, школу колотило… Точнее, колотило весь город. Следователь допрашивал участников событий, свидетелей и их родителей. Ну, разумеется, начальники стали своих сынков тут же выгораживать, спихивая всю вину на… учителей! Мол, они, учителя, во всём и виноваты – недосмотрели, недовоспитали, недобдили.
Нависла туча над нашим классным руководителем – добрейшим Алексеем Павловичем, фронтовиком, учителем истории. В районной газете появилась небольшая, но злая заметка о безобразиях в нашей школе, с откровенными наездами на учителей: вот, мол, как они плохо воспитывают подрастающее поколение.
Как будто у этих мальчишек нет родителей!
Ну, я тут же села писать ответ. Это, по сути, была моя первая в жизни статья на педагогическую тему. И вот что удивительно: с тех пор прошла целая жизнь, я вырастила двоих детей, но по-прежнему придерживаюсь убеждений, которые изложила тогда, когда мне было пятнадцать лет.
А убеждения мои предельно просты: ребёнка должны воспитывать родители. Не школа – а родители, семья. Школа даёт знания. (по крайней мере, пытается это сделать). Но она не может к каждому подойти индивидуально, каждому заглянуть в душу. (И, тем более, в карманы, и спросить: откуда у тебя эти деньги?) Это практически невозможно. У родителей – один ребёнок, ну два, а у преподавателя – их сотни. Так что не надо, уважаемые родители, валить с больной головы на здоровую! Не надо ругать учителей за то, что они недовоспитали ваших деток. Воспитание детей – дело родителей, только с родителей и надо спрашивать. Какими вы их воспитали, что вы в них вложили – то в итоге и получили. Я не побоялась назвать фамилии школьных «дедов».
Статью мою тут же напечатали. Она взорвалась в городе, как бомба. Её обсуждали в разных коллективах на комбинате и в тресте (об этом мне сказали родители, может, в первый раз они гордились мной: какая я мудрая и смелая).
А к нам домой звонил «некто» – какой-то аноним и требовал, чтобы я немедленно написала опровержение, покаяние и признание в том, что я писала свою статью под диктовку кого-то из учителей. Но я сказала, что написала сама, написала то, что думаю, и ничего опровергать не собираюсь.
А потом в школу пришла мамаша одного из «дедов», вызвала меня с урока, завела в пустой класс, и начался настоящий психический террор. Я бы ни за что не пошла с ней, но откуда я знала?
Но на этом дело не кончилось.
Заглядывает как-то в класс в начале урока незнакомая женщина, говорит, что ей нужна я. Я выхожу. Она: «Мне нужно с тобой поговорить, давай зайдём в пустой класс».
Оказалось – мамаша одного из «дедов». Жена большого начальника. Зла она была на меня до бешенства! Прямо искры метала. И вообще вся такая чёрная… Чёрные глаза, чёрные густые волосы… Ненавижу чёрные густые волосы у женщин – как будто ведьма. Пару раз я порывалась уйти, («Мне нужно на урок»), а она так ехидно: «Ты что ж, трусишь, уходишь от ответа? Писать пасквили – есть храбрость, а держать за свои слова ответ храбрости нет?»
Одним словом, мучила она меня целый урок. Угрожала: что у моих родителей из-за дочки-пасквилянтки будут неприятности. Предрекала и мне неприятности, когда раскроется, что писала под диктовку. А то, что это так, она в этом не сомневалась.
– Ни за что не поверю, что ты сама это сочинила!
А я твердила своё:
– Написала сама. И никаких опровержений писать не буду!
– Да ты хоть осознаёшь, что опозорила честных, уважаемых в городе людей?! Мне теперь по улице ходить стыдно!
– Воспитывайте получше своего сына, тогда будет не стыдно.
