Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Может, вообще эта жизнь вовсе и не для радости нам дана? Где-то прочла очень грустные слова, не помню уже где: «Юдоль скорби». Это было сказано именно про жизнь. Правда, я не очень поняла, что такое «юдоль». В этом слове слышатся сразу три слова: «юла», «доля», «долгая». Крутишься-вертишься от рождения до смерти, вертишься долго, как юла… вот тебе и «юдоль» человеческая – конечно, скорби, – что ж тут весёлого в этом бессмысленном верчении?…

Иду по дорожке, среди мокрых сверкающих кустов и деревьев, воробьи гомонят, как будто на дворе весна, хотя до весны ещё далеко, но они такие весёлые, деловые, так уморительно скачут по дорожке, ничуть не боясь полосатой кошки, задумчиво глядящей на них из-под скамьи… Хорошо было бы и мне родиться птичкой… жить где-нибудь в ветвях… или на уютном чердаке… Интересно, бывают ли ворчливые воробьихи-бабушки, заставляющие внуков клевать червяков повышенной жирности? или воробьихи-мамы, чирикающие о болезнях? или воробьи-отцы, кричащие своим воробьиным детям: «Соломой бы вас кормить!» И может ли воробушек страдать страхом речи? и мучительно запинаться в процессе чириканья?…

* * *

Вот и получается: взрослеть не хочется (там поджидают разговоры о болезнях!) Оставаться же в этом неопределённом возрасте тоже тоскливо: ты уже не ребёнок, ничто тебе не прощается, даже крошечная оплошность, и давно уже никто не радуется тебе, не смотрит на тебя с улыбкой, не говорит, какая ты умная и хорошая девочка. (А было ли это? Вроде, было – в какие-то доисторические, ещё детсадовские времена… Ещё до испуга, ещё до заикания, ещё до папы Феди… Страшно давно! Как будто и не было никогда. А если и было, то не со мной).

Наша Марьюшка ждёт ребёнка

Мы догадались об этом по её неожиданно изменившейся фигуре… Не успела Аннушка родить дочку, как тут же и Марьюшка решила стать мамой. В классе – ликование! Идут жаркие дебаты: кто родится – мальчик или девочка? Я почему-то убеждена, что у Марьюшки будет сын. И назовёт она его Володя. Не знаю, почему мне такое пришло в голову.

Мама была на родительском собрании. Его проводила, как всегда, наша классная – Марьюшка. Вернулась мама очень расстроенная. И рассказала о том, что весь наш класс (точнее – наши мамы, ибо на родительские собрания ходили исключительно мамы), так вот, все мамы раскололись на два лагеря: один лагерь приветствовал мужество Марьюшки родить ребёнка без мужа, а другой лагерь клеймил её позором: как так? как она посмела, она – учительница, которая должна являть собой пример для учеников? и, в особенности, для учениц! И какой же пример она нам являет? и чему она нас может научить?! Ну, и всё в том же духе…

Слава Богу, моя мама была в первом лагере, который защищал право одинокой Марьюшки на материнство. Я была благодарна маме и даже расцеловала её.

– И как же Марьюшка всё это вынесла? Все эти нападки…

– Бедняжка, чуть не плакала…

Итак, мнения по поводу Марьюшкиной беременности разделились. Одни – за, другие – против. А почему, собственно говоря?!

Мама забыла про свой чай и продолжала спорить с невидимыми оппонентками:

– Вы – женщины, но где же ваше женское сочувствие и милосердие, и понимание другого человека? Да простая человеческая жалость! Вот, у всех у вас дети, а чем эта бедная женщина хуже? Почему ей не позволительно стать матерью?

Мама была очень взволнованна и говорила прекрасные, замечательные слова:

– Женщине от природы заповедано быть матерью! И если она хочет исполнить эту заповедь, самую священную для женщины, то кто вправе её осудить?… Но вот, поди ж ты, многие, оказывается, считают, что это право имеют!

Когда в жизни происходило что-то особенное, мы с мамой были единодушны.

Я была рада, что моя мама меня не подвела. Всё же здорово, когда в самых главных вещах с родителями понимание и общность взглядов. Мы могли ссорится с мамой по пустякам (и не только), и это разъедало ткань нашей жизни, как моль, но когда дело касалось идейных вопросов – тут мы были заедино. Стояли, как стена. И обе чувствовали, что у нашей жизни есть крепкая основа. То есть – именно те нити, самые прочные, на которые и нанизывается дальнейший узор.

О моих домашних

Мне нравилось, когда мама говорила о Фёдоре: «Я его уважаю. Фёдор – глубоко порядочный человек».

То же говорили и мамины подруги о моей маме, что она никогда не подведёт и не растрезвонит по городу чей-то секрет, если его ей доверили. И все соседи постоянно ходили к маме одалживать деньги.

Особенно запомнился один смешной случай: соседка пришла и стала плакаться, что ей не хватает денег на покупку баяна для сына. Ну, мама и отдала ей всё, что у нас было. Бабушка потом плакала и укоряла её: «Как же ты могла? а как мы теперь до аванса проживём, ты подумала? Ну, радуйся: вон Женька играет на баяне! Считай, это ты ему его купила!»

Нет, наша бабушка не была скрягой, просто она ходила на рынок, и знала, что почём, и сколько надо семье, чтобы выжить от аванса до получки. и от получки до аванса. К тому же, у мамы и бабушки было одно свойство: сами легко давая в долг, они не умели просить. Этим же свойством они наградили и меня. И если в доме нет денег, то лучше перебиться на пресных лепёшках, чем идти и у кого-то одалживаться. Лучше поститься, чем просить. Поэтому соседский баян ещё долго поминался в семье: сначала с огорчением, а потом со смехом…

Мама не умела складывать деньги в чулок, копить, рассчитывать. Были деньги – тратила, или давала в долг.

Много денег уходило на выписку книг и пластинок по почте, на подписные журналы, на роман-газету – - это была самая большая статья семейного расхода. Мама хотела иметь дома хорошую библиотеку. Все в доме запоем читали. И это тоже была одна из нитей основы. Если мать и дочь, и бабушка зачитываются Чеховым и Куприным, и обожают Тургенева и Стендаля, то у них должно быть что-то общее. Не смотря на стычки на бытовом уровне. Скажем так: наша семейная жизнь – как океан: в ней есть глубина, порой непостижимая и даже страшная, как всякая истинная глубина, – а на поверхности постоянно вздымаются буруны волн… Известно ведь, чем больше глубина, тем больше волны. В луже волн не бывает.

А на дне нашего океана постоянно клокотали вулканы…

Да, узор нашей жизни мог временами рассыпаться, точнее – ссыпаться с основы, порой был мрачен до отчаянья, но основа всегда оставалась прочной. А всё потому, что мои домашние были хорошие люди. Хорошие, только сильно побитые войной, с раздёрганной нервной системой и надломленной психикой. Но они не были плохими людьми. Даже когда делали мне больно. Они были больными людьми, не ведающими, что творят…

Наверное (думаю я теперь), всё это было послано мне для того, чтобы я училась пониманию и прощению. Для того, чтобы, ища глубины, училась удерживаться на волнах…

Долгожданные посылки из Москвы

Обожаю! Обожаю, когда приходят посылки из Москвы! Это или книги, которые мама выписывает «книга-почтой», или пластинки. Какие пластинки выписать, и на какие книги подписаться, мама всегда советуется со мной. А с кем же ещё? Я в семье главный книгоглотатель и меломан. Хотя мама и бабушка по части книг от меня не отстают.

Мама хочет, чтобы у нас дома была хорошая библиотека. Это её самая заветная мечта. В войну всё пропало. После войны мама и бабушка начинали с иголки, с нуля. Сначала было вовсе не до книг, едва на еду хватало, так что мне в детстве приходилось довольствоваться несколькими книжками-раскладушками, да «Сказкой о рыбаке и рыбке», от которой меня брала зелёная тоска. Впрочем, нет, были ещё детские книги: «Таня-революционерка», рассказы о детстве Володи Ульянова, «Сапоги-собаки» – про полярного лётчика, «Тёма и Жучка». Вот, пожалуй, и всё.

70
{"b":"231734","o":1}