А в тот пикник почти все мужчины взяли с собой охотничьи ружья и ходили куда-то в лесостепь – вроде как на охоту. Наши мамы, устроившись в тени, погрузились в свои женские разговоры, а мы, разновозрастное потомство, носилось по лесопосадке, стоили себе шалаши, плели на головы венки… У меня даже сохранилась фотография, на которой мы с Томой в венках из травы, как две юные папуаски, с радостными улыбками смотрим в фотообъектив (не помню уж, кто нас снимал тогда).

Никого, к счастью, наши отцы-охотники не подстрелили, а то это бы омрачило наше веселье.

Потом, уже под вечер, когда собирались уезжать, дядя Володя неожиданно спросил меня: «Лен, хочешь попробовать пострелять?» Он держал в руках тяжёлое ружьё.

Почему он мне предложил это? Не знаю. Но сказать «Нет» я не могла. Это (на мой взгляд) означало бы проявить слабость характера. И я сказала: «Да. Хочу».

Мы с ним отошли от шумной компании подальше. Он объяснил мне: как прицеливаться, куда смотреть, на что нажимать. Предупредил, что приклад во время выстрела больно отдаёт в плечо.

Я взяла в руки тяжеленное холодное ружьё, я подумала тогда, что оно холодное, как смерть, и мне стало неприятно и страшно, но отступать назад я не могла. Сказала «Хочу», значит, надо нажать на этот жёсткий курок…

– Вон, вон! видишь, видишь? вон полетел, целься! – возбуждённо подпрыгивал рядом со мной дядя Володя. Он был невысокого роста и в эту минуту казался мальчишкой. – Наверно, ястреб! Давай, нажимай!

В голубом безоблачном небе, высоко-высоко, в самой глубине, я видела маленькую чёрную точку… Дядя Володя был уверен, что это ястреб.

– Прицелилась?

– Да.

– Нажимай!

Я изо всех сил нажала на курок – раздался оглушительный выстрел!… В ту же секунду я ощутила сильный толчок в плечо – как будто кто-то рассерженный со всего маху ударил меня так, что я даже покачнулась.

Чёрная точка в небе продолжала невозмутимо свой полёт…

«Какое счастье!» – подумала я.

– Промазала… – вздохнул дядя Володя. – Хочешь ещё?

– Нет.

У меня было очень неприятно на душе. Конечно, я не собиралась никого убивать, у меня и в мыслях этого не было. А если бы это случилось нечаянно?… Пуля, как известно, дура. Я содрогнулась при мысли, что из этой чистой голубизны могла упасть к нашим ногам окровавленная птица… Какой ужас! Господи, какое счастье, что этого не случилось! Как бы я после ТАКОГО жила?!

Опять плотно набившись в машины, мы возвращались домой. Дядя Володя всё нахваливал меня, что вот, мол, какая смелая девчонка, «такой девчонкой можно гордиться», говорил он Фёдору, а я чувствовала обиду на него, что он мне предложил такую страшную игру (я даже и не догадывалась, как это страшно).

И всё стояло у меня перед глазами чистое, высокое небо с недосягаемой птицей в его глубине, и как я в это ЧИСТОЕ НЕБО глупо и ненужно выстрелила… Только оттого, что не хотела показаться трусихой.

…И вот уже прошло столько лет, а я всё ещё помню свой выстрел в небо, и мне до сих пор стыдно и неприятно.

Июнь. В городе, в стране и во всём мире великая радость – в космос полетела женщина! Первая в мире женщина-космонавт. Наша, советская, – Валентина Терешкова! Все прямо с ума посходили от счастья.

Раздаётся звонок в двери, мама открывает – на пороге целая толпа друзей: Козловы, Попельницкие, ещё кто-то, дядя Володя держит в руках веник, который стоит у нас обычно за дверью, он схватил его, прижал к себе, как балалайку, ударяет по воображаемым струнами и распевает во всё горло:

– Тумба-ла, тумба-ла, тум-балалайка!…

Все начинают обниматься, целоваться, что-то возбуждённо, радостно кричат… Из кухни выходит бабушка, дядя Володя кидается обнимать и её, перепадает и нам с Маришей объятий и поцелуев, дядя Володя нас так горячо целовал, как будто мы тоже слетали в космос – и вот, благополучно вернулись, и какое счастье!

Понятное дело: мы, женщины, сегодня все вроде как именинницы. Как будто нам подарено ещё одно восьмое марта, или даже лучше! Не помню, когда ещё все так радовались, как в тот день. Прямо у всех крыша ехала от счастья. Расхватали в газетном киоске все газеты, с обожанием смотрим на это молодое симпатичное лицо с такой милой улыбкой…

С восторгом ловим каждое слово о НЕЙ по радио… И как же здорово, что опять мы первые! Мы – а не американцы.

У жизни – свои удивительные развороты. Прошли годы, много лет, и мне пришлось написать этой женщине с милой улыбкой, Валентине Терешковой, письмо. Это было первое в моей жизни письмо с просьбой о помощи. И решилась я его написать только потому, что вопрос касался не меня лично, а моей дочери Ксюши и других детей. Речь шла о спасении детских работ – нетканых гобеленов, которые были вывезены на выставку во Францию, в Париж, и там ловкими людьми выставлены на продажу.

А Валентина Терешкова стала к этому времени Президентом Российского зарубежного центра, иными словами – главным человеком в России по культурным связям с другими странами. Все русские культурные центры по всему миру подчиняются именно ей.

То, что Терешкова поможет, я не сомневалась ни минуты. Всё-таки по улыбке человека очень видно. И потом, я подумала: женщина, побывавшая в космосе, не может стать сухой, равнодушной чиновницей. Женщина, соприкоснувшаяся с Высоким Небом, с иным измерением жизни, сумевшая, не побоявшаяся выйти за границы привычного, земного, – такая женщина не может обрасти земной шелухой, сколько бы лет ни прошло со дня её удивительного подвига…

И я не ошиблась в ней.

На моё письмо Валентина Владимировна отреагировала мгновенно – в ту же минуту, как прочла его. Тут же был послан факс в Париж… И кто-то там, в Париже, получил хороший заслуженный нагоняй. А дивные нетканые гобелены, сделанные руками детей, – благодаря Валентине Терешковой, благополучно возвратились в Россию…

Такая вот удивительная история. Удивительная потому, что редко в нашей жизни можно встретить такое неравнодушие и такое живое сердечное участие.

А улыбка у Валентины Терешковой – всё такая же…

Летом мама отправила меня по туристической путёвке в Ялту. Ехало человек двадцать ребят из нашей школы и несколько сопровождающих женщин со своими маленькими детьми. Из нашего класса, кроме меня, поехала Тома. А кто ещё – не помню.

Это была моя первая в жизни Ялта!…

…В Ялте мы с Томой гуляли по набережной, вечером, среди тьмы и огней, в толпе взрослых людей, и никто за нами там не смотрел. Это было так здорово – чувствовать себя частью толпы, песчинкой в океане, просто потрясающе! Я тогда впервые это почувствовала так остро и осознала. Мне хорошо, когда вокруг меня много-много людей, но при этом никому до меня нет дела. Мне нравится одиночество в толпе. Я человек сугубо городской, я родилась в муравейнике и в муравейнике прожила первые пять лет жизни, – я была там счастлива – в муравейнике…

По-моему, мы всего один раз и гуляли с Томой на вечерней набережной, но запомнилось это на всю жизнь. Ещё бы! Нам всего по тринадцать лет. Точнее – Томе уже тринадцать, а мне будет тринадцать через несколько дней – здесь, в Ялте, в день нашего отъезда: 13 лет 13-го июля 1963 года.

Ялта, потрясающие ялтинские запахи, Ай-Петри в тумане, ласковое море, весёлые купания, завтраки и обеды в кафе, где во дворике маленький бассейн с водой, подкрашенной синим купоросом… Кривые чудесные улочки, как мне нравится их живописная кривизна… Неподалёку от школы, где мы живём, – цирк, странно, что его посещение не входило в нашу программу, а я сама сходить не решилась. И зря! Всё-таки я – трусиха.

Пришлось довольствоваться домиком Чехова в качестве культурной программы. И Никитским Ботаническим садом. Тоже, в общем-то, здорово.