Немецкая и Русская армии отошли.

Атаманцы продолжали оставаться при армии Блюхера. В сражении 14 мая урядник Атаманского полка Антон Александринин состоял ординарцем при главнокомандующем генерале Блюхере. Александринин умел немного по-немецки. Во время сражения он увидел, что часть французской артиллерии стоит на голом поле без прикрытия. Но нигде не было ни одного свободного взвода кавалерии. Александринин показал другим ординарцам на батарею и сказал:

— Камрады! Возьмем пушку! За мной!

Немецкие кирасиры и конно-егеря сразу поняли, в чем дело. Ординарцы и вестовые понеслись за сметливым и смелым атаманцем.

У первого орудия Александринин с полного скока лошади спрыгнул с коня. Был Александринин огромного роста, имел бороду до пояса. Он кинулся на французскую прислугу. Испуганные французы разбежались. Александринин вытянул из вьюка веревку-фуражирку и привязал ее к пушке.

— Бери, камрады! — крикнул он, и бросил веревку немцам. Те под выстрелами опомнившейся французской пехоты, бежавшей на выручку, примчали пушку к Блюхеру.

— Прошу простить, ваше превосходительство, — сказал он генералу, — не мог выдержать!

Об этом подвиге урядника Александринина Блюхер написал Императору Александру и просил того о награждении урядника офицерским чином…

Казалось, военное счастье возвращается к Наполеону: под Люценом у союзников была неудача; Русско-прусская армия отошла от Дрездена; у Бауцена и Вюршена французы имели успех.

Но Наполеон упорно искал мира.

1 мая Русский генерал Шувалов и прусский генерал Иорк поехали на аванпосты французского корпуса Ренье для переговоров. Император Александр не пошел на мир, но согласился на то, чтобы 28 мая в Плессвиче генерал Барклай-де-Толли и маршал Бертье подписали соглашение о перемирии на шесть недель.

Эта передышка была необходима Наполеону. Не менее того она была нужна и союзникам.

За это время с Дона подошли пополнения. Атаманский полк был развернут в десять сотен и имел 780 казаков, в других полках число казаков было доведено до четырехсот-пятисот.

Чрезвычайным напряжением всей Франции Наполеон собрал к осени армию в 157 000 человек и подошел к Лейпцигу. Русско-прусско-австрийская армия насчитывала к этому времени почти 300 000. К ней с севера шла еще Русско-шведско-прусская северная армия короля шведского, француза Бернадота.

Союзные войска окружали французскую армию Наполеона под Лейпцигом.

История назвала сражение под Лейпцигом 4, 5 и 6 октября «битвою народов». После Бородинского сражения это было самое большое сражение, данное Наполеоном.

Под Бородином тоже была «битва народов». «Двунадесять языков» армии Наполеона обрушились на Русскую армию Кутузова. Но какая разница: Бородино и Лейпциг!

У Бородина опьяненные успехом ряда победоносных войн, верящие в гений Наполеона, жаждущие в таинственной Москве грабежа и большой добычи, разноплеменные полчища Наполеона шли в бой с уверенностью в победе. В них не было разложения и измены. Победы одержать они не смогли.

Под Лейпцигом вчерашние союзники Наполеона перешли к Александру. Веры в гений Наполеона больше не было. Император Франц, тесть Наполеона, был в стане врагов; пруссаки открыто шли против Наполеона. Росло в войсках французских сознание несокрушимости союзных войск. В них были дружба и согласие. В стане Наполеона не проходил страх перед казаками. Наполеону приходилось учитывать и то, кто и когда ему изменит…

В таком громадном сражении, каким была Лейпцигская «битва народов», действия казаков были незначительны. В ней Лейб-гвардии Казачий полк вписал на страницы истории Донского войска блестящий свой подвиг и покрыл славой свой штандарт, стяжав родному войску мировую славу.

В первый день сражения, 4 октября, Император Александр с австрийским императором Францем, с королем Прусским, с многочисленной свитой, в сопровождении 4 эскадронов Лейб-Казачьего полка выехал на холм у деревни Госсы, откуда было видно все поле под Лейпцигом.

Было сумрачное, холодное, осеннее утро. Лейб-казаки стали за холмом у берега болотистого ручья.

Сражение началось артиллерийским состязанием. Сотни орудий гремели с обеих сторон, и пеленою дыма затягивалась унылая полоса осенних полей за городом. С музыкой и развернутыми знаменами тронулись пехотные Русские полки графа Витгенштейна и австрийские полки генерала Клейнау. Они дошли до холмов, занятых французами. Поражаемые здесь артиллерийским и ружейным огнем, они отошли и начался затяжной пехотный бой.

Казачьи полки графа Платова стояли без дела у деревни Зейфертсхайна.

Бой с переменным успехом шел весь день. Ранние октябрьские сумерки приближались. Наполеон, как он всегда это делал в больших сражениях, решил получить победу атакой тяжелой кавалерии. Она должна была смести и уничтожить потрясенные целодневным боем, утомленные и понесшие большие потери полки союзников. Он приказал Неаполитанскому королю Мюрату лично повести в атаку кирасирский корпус Латур-Мобура. Восемь тысяч всадников, закованных в стальные доспехи, в касках, с тяжелыми палашами в руках, на рослых и сильных лошадях были двинуты им из глубокого резерва в атаку на Русские полки. Батальон Кременчугского пехотного полка, построивший «карре» навстречу грозной атаке, был уничтожен до последнего человека. В артиллерийской роте графа Аракчеева прислуга была изрублена и орудия взяты французами. Стремительным и грозным потоком кирасирский корпус прорвал линии 2-го пехотного корпуса и внезапно показался у деревин Госсы. Правое крыло кирасир должно было захватить ту горку, где стояли Император и король.

Александр потребовал к себе командира Лейб-гвардии Казачьего полка генерал-майора графа Орлова-Денисова, и приказал ему направить навстречу кирасирам легкую гвардейскую кавалерийскую дивизию генерала Шевича, гусар, улан и драгун и прусскую кавалерию — драгунские и кирасирские полки. Должно было произойти столкновение двух огромных конных масс. Тяжелый топот конских ног становился слышнее и слышнее. И было видно, что линии союзных полков короче линии французских кирасир.

— Полковника Ефремова к Его Величеству! — раздалось в рядах Лейб-Казачьего полка.

Ефремов, старший после командира полка полковник, поскакал на вороном коне к Государю. Он сейчас же и вернулся.

— Полк! — скомандовал он, — отделениями по четыре заезжай! Рысью. Ма-а-арш! За мной!

Ефремов поскакал к ручью.

Кто попал на узкую плотину — тот сразу проскочил, но кто пошел в болотистый ручей — загруз. Эскадроны смешались. Лошади увязали по брюхо, всадники соскакивали с них, чтобы помочь лошади выскочить из болота. Эскадроны перемешались.

— Пош-шел! — грозно крикнул кто-то в рядах.

Звонко щелкнули плети по мокрым бокам коней. Первый эскадрон вынесся на поле и привычно построил фронт.

— Эскадрон! Благословляю, — крикнул Ефремов, ожидавший полк, и показал саблей на несущуюся к Госсе кирасирскую дивизию.

Лейб-казаки выходили ей во фланг. Кирасиры были близко. Склонились алые пики «к атаке»; эскадрон за эскадроном в грозном молчании по весь скок сильных казачьих коней ударил кирасирам. Все смешалось. Топот коней, рев людей, остервенелых в рубке, удары пикой под каски, крики о пощаде французов. Это продолжалось несколько мгновений. Кирасиры смешались и повернули назад. Русская и прусская конница бросилась их преследовать. Лейб-казаки отбили захваченные кирасирами орудия, и гнали французов до самой главной их позиции, где попали под орудийный и ружейный огонь и были остановлены.

Звонко звучали трубные сигналы, призывавшие лейб-казаков обратно. Ординарец потребовал полковника Ефремова к Государю. Полк стал на свое место за холмом у деревни Госсы. Никто не слезал с запотевших, тяжело поводящих боками коней. Ждали Ефремова. «Что сказал Государь? Как он? Доволен ли?» Ефремов показался на холме. Он скакал к полку, и на его шее блистал белый Георгиевский крест, навешенный на него Государем. Казаки притихли.