Француз де Брак писал: «Казаки делают войну весьма опасною, в особенности для тех офицеров, которые назначены производить разведки. Многие из них, в особенности офицеры генерального штаба, довольствовались обыкновенно тем, что успевали узнать от местных жителей из опасения наткнуться на казаков, никогда не поверяли на месте этих показаний, а потому Император не мог узнать того, что происходило в неприятельских войсках»…

Генерал Моран написал следующее: «Казаки, кидаясь в атаку, обыкновенно несутся марш-маршем и хорошо останавливаются на этом аллюре. Их лошади много способствуют смелости, и со своими всадниками составляют как будто одно целое. Эти люди, будучи осторожны, не требуют особых попечений о себе, отличаются необыкновенною стремительностью в своих действиях и редкою смелостью в своих движениях.

Какое великолепное зрелище представляла наша кавалерия, когда, блистая при лучах июньского солнца золотом и сталью, пылая отвагой, она гордо развертывала свои стройные линии на берегах Немана. Какие грустные размышления возбуждали эти перестроения, утомлявшие только лошадей и оказавшиеся совершенно бесполезными в делах с теми самыми казаками, которые до сих пор были презираемы всеми, но которые так много сделали для славы России. Каждый день видели их в виде огромной завесы, покрывающей горизонт, от которой отделялись смелые наездники и подъезжали к самым нашим рядам Мы развертываемся, смело кидаемся в атаку, и совершенно уже настигаем их линии, но они пропадают, как сон, и на месте их видны только голые березы и сосны… По прошествии часа, когда мы начинаем кормить лошадей, черная линия казаков снова показывается на горизонте и снова угрожает нам своим нападением. Мы повторяем тот же маневр, и по-прежнему не имеем успеха в своих действиях… Таким образом, одна из лучших и храбрейших кавалерий, какую только когда-либо видели, утомлялась и приходила в расстройство в делах с теми людьми, которых она постоянно считала недостойными себя, но которые, тем не менее, были истинными освободителями своего отечества…»

Еще мнение англичанина Нолана: «Военная история предоставляет нам много весьма поучительных примеров того превосходства казаков над регулярною кавалериею, которым не следует пренебрегать и которое не должно забывать…»

1 декабря 1812 года остатки Наполеоновской армии в числе 20 000 человек перешли Неман. Командовавший ими король Неаполитанский расположился в деревне Скрауце. Русские авангарды генерал-майора графа О’Рурка и генерала графа Платова выдвинулись к деревне Жижморам. Адмирал Чичагов занял Вильну. Туда же вскоре прибыла Императорская главная квартира с Императором Александром.

Старый Кутузов не сочувствовал заграничному походу. Он считал, что для России не было смысла продолжать войну вне ее пределов. Но сместить главнокомандующего, устранить и заменить другим генералом, Кутузова, изгнавшего «двунадесять языков» из России, было неудобным. Приезд Императора и принятие им на себя командование армией устраняло это неудобство.

1 января 1813 года Император Александр перешел за армией через Неман и вступил в пределы Пруссии.

Армия Наполеона, составленная из двадцати различных народностей, держалась насилием над одними, обаянием имени Наполеона над другими. Не могли Наполеону служить пруссаки, так много перетерпевшие от французов в 1807 году и ненавидящие Наполеона. В Пруссии к этому времени было сильно народное освободительное движение. Как только выяснилась слабость Наполеона и его поражение в России, Пруссия отошла от насильственного союза с Францией. Прусский корпус генерала Норка перешел на сторону Императора Александра. Русских в прусских городах и селениях встречали, как освободителей. Особенно же приветливы и ласковы были жители к Донским казакам, кого пруссаки успели полюбить в 1807 году.

Граф Платов в начале заграничного похода был отозван в главную квартиру Александра и донские полки распределены по корпусам. Где только за этот год не пришлось перебывать казакам в Пруссии! Они проходили длинными колоннами через приморский Гамбург; художник Христиан Зур нарисовал их с пиками у бедра, когда они шли через Данциг. Как только узнавали казаки, что в каком-нибудь городе еще остались французские гарнизоны — они спешили туда, и бывали случаи, что укрепленные городки сдавались одной — двум сотням казаков.

В холодные февральские дни Русский генерал Чернышев составил летучий отряд из шести казачьих полков, шести эскадронов гусар и драгун, и с ними пошел к столице Прусского королевства Берлину. В Берлине стоял значительный отряд из пехоты, конницы и артиллерии. Чернышев отдал приказ подходить к городу с большою осторожностью и занимать его постепенно, улица за улицею. Предполагалась только разведка о силах французов в Берлине.

Когда Донской казачий полк Киселева подходил к городским воротам, из Берлина выехало около тридцати конных французов. Казаки с места в карьер стремительно бросились на них, вогнали их обратно в город и вскочили в ворота. За полком Киселева в Берлин вошел полк Власова, а за ним и Чернышев. Казаки помчались по улицам Берлина и доскакали до реки Шпрее. Все мосты через Шпрее, кроме одного каменного, были французами сломаны. За каменным мостом стояла французская батарея из шести пушек. Пехота рассыпалась вдоль набережной и встретила огнем казаков. Под выстрелами батареи и пехотным огнем казаки прошли по всему городу, наведя ужас на французский отряд. На главной улице Берлина «Под липами» казаки остановились на обед. Здесь нарисовал их под голыми деревьями художник Л. Виттих, у костра, разложенного на улице. К вечеру, по приказу Чернышева, отряд оставил Берлин. Ушел и французский гарнизон, почувствовавший себя в опасности в городе, куда так просто проникли казаки.

В марте для охраны Берлина от французов прибыл в город Атаманский полк. Проделавшие весь поход от Вильны до Москвы и от Москвы до Берлина, атаманцы совершенно сносили форменное обмундирование. Во французских мундирах, в крестьянских зипунах и полушубках, изорванных, загрязненных, пробитых пулями, разорванных штыками, с полами, обожженными огнем бивачных костров, атаманцы имели «боевой», но далеко не нарядный вид. Героические кресты на груди, да исхудалые, обросшими бородами лица показывали жителям, что эти люди недаром износили свое обмундирование. Их командир, подполковник граф Иван Матвеевич Платов, сын атамана, исхлопотал разрешение полку перейти в Дрезден, где для полка было заказано синее и голубое сукна; но французская армия перешла в наступление, и нужно было раньше отогнать ее от Дрездена. Атаманский полк получил приказание войти в состав немецкой армии генерала Блюхера.

За время с ноября 1812 по апрель 1813 гг. Наполеон с необычайной быстротой собрал новую армию из молодых французов. Армия эта под начальством маршала Нея обрушилась на полки Блюхера. 20 апреля произошло сражение под Люценом.

Немцы захватили у французов зарядные ящики, но увезти их сразу не смогли: на пути протекал болотистый ручей Флосс-Грабен. Сотня Атаманского полка есаула Кутейникова, спешившись, залегла по берегу ручья и огнем из ружей поддерживала немцев. Увидев затруднения немцев у ручья, французская пехота пошла на них в атаку и стала отбирать обратно ящики.

Командир полка, подполковник граф Платов, командовал остальным сотням:

— Атаманцы! По коням! Вперед! За мной!

Атаманцы поскакали за командиром в ручей. Лошади увязли по брюхо в болоте. Кое-кому пришлось спешиться и переводить своего коня в поводу. Когда полк переправился через Флосс-Грабен, пехота Нея овладела ящиками и подходила к Русской батарее Никитина, расстреливавшей последние снаряды.

Подполковник граф Платов, войсковой старшина Табунщиков, есаул Процыков и сотники Балабин, Аркашарин и Свиридов во главе своих сотен бросились на французов, опрокинули их, и гнали, преследуя, до глубокой ночи. Более ста человек из полка полегло в этой стремительной атаке; четверть полка погибло, выручая немцев под Люценом.