Самовольно собирать в походы казаков было запрещено. В походы с Русскими войсками стали назначать казаков по очереди. Собранные казачьи полки стали оставлять на службе не только во время войны и похода, но и в мирное время.

Летом 1705 года в Астрахани взбунтовались стрелецкие полки. Стрельцы отказались исполнить Царский указ — брить бороды и надевать солдатские короткие, нового образца, кафтаны. 30 июля ночью они убили Астраханского воеводу Ржевского с детьми и перебили триста царских чиновников. К астраханцам пристали стрельцы городов Красного и Черного Яра. Волнение перекинулось в станицы Гребенских и Терских казаков. Стрельцы послали на Дон Михаила Скорнякова с семью товарищами. Посланные на Кругу призывали Донцов отойти от Государя, соединиться с Астраханцами и Терцами, привлечь на свою сторону Запорожских казаков и вернуть себе прежние вольности.

«Царю теперь не до нас, — говорил Скорняков, — он занят войною на севере, со шведами, да, слышно, там у него неудачи. Вооружайтесь за земли своего казачьего присуда, а то, гляди, и вам обреют бороды и запишут „в регулярство“».

Атаман Лукьян Максимов выслушал посланных и прочел стрелецкое письмо. Круг постановил остаться верными Государю. Казаки целовали в том крест и евангелие, стрельцов арестовали и, заковав, отправили под охраною станичного атамана Саввы Кочета в Москву.

Против Астраханцев по приказу атамана был снаряжен отряд под начальством походных атаманов Максима Фролова и Василия Поздеева.

Когда Астраханцы узнали, что казачьи отряды вошли в калмыцкие улусы, они послали сказать, что хотят договориться о сдаче казакам и назначили местом для переговоров глухой ерик на Волге ниже города Черного Яра. Казаки отправили часть сил с атаманом Фроловым на Царицын, и заняли город. Часть казаков пошла на условленное место. Ночью стрельцы изменнически напали на казаков, захватили 70 человек и Донской бунчук, и пошли на выручку Царицына. Атаман Фролов вышел из Царицына, и в поле разбил стрельцов. В Царицыне Донцы оставили 900 человек под начальством войсковых старшин Тимофея Пирожникова и Леонтия Поздеева.

Пирожников и Поздеев прошли к Черному Яру и заставили засевших там стрельцов сдаться.

Остатки мятежников, бывшие в Астрахани, были уничтожены Русскими войсками боярина Шереметьева.

За усмирение Астраханского бунта царем Петром 5 марта 1706 года были пожалованы Донскому войску грамота и «честные клейноды».

Клейноды эти были: — серебряный и позолоченный пернач с цветными каменьями, бунчук с яблоком, доскою и серебряною позолоченною трубкою; знамя с золотым тканьем — атаманам, как знаки их воинского достоинства в «вечную несмертную память».

Войску — шесть писанных золотом и серебром станичных знамен и грамоту на пергаменте с государственною печатью.

Пожалование знамени и клейнод как бы подтверждало самоуправляемость (автономию) войска Донского, но вместе с тем ставило через пожалованных атаманов в подчинение Российскому монарху.

Были на Дону казаки, которые понимали это. Они помнили прежнюю независимость Дона от Москвы, они думали, не настал ли и точно час воспользоваться тяжелою войною, которую вел Петр на Севере и вернуть прежнюю свою независимость. К числу таких принадлежал станичный атаман Бахмутского городка Кондратий Афанасьевич Булавин.

В 1703-м году из Москвы на Дон были присланы чиновники для переписи казаков. Они обязывали станичных атаманов подпиской не принимать беглых из России людей. Казаки просили оставить тех, которые пришли в 1695-м году. Им в этом было отказано. На Дон был послан воевода для уничтожения построенных по речке Айдеру городков.

За два года перед тем на западной окраине Дона произошли кровавые события. В 1701-м году в России стали брать налог на соль. Налог этот не касался Войска Донского, как самостоятельного государства. В Бахмутском городке у казаков были свои солеварни. Против Бахмутского городка стоял слободской Изюмский полк малороссийских казаков. Полковник этого полка, Шидловский, стал требовать от казаков уплаты налога на соль. Произошла ссора. За казаков заступился станичный атаман Кондратий Булавин. Изюмскому полку было приказано силою отобрать от казаков их солеварни. Булавин их не отдал, поднял казаков и разорил угодья Изюмского полка.

Войсковой атаман Максимов поддержал Булавина, заявив, что тот творит правое дело, но, по долгу службы, отписал о событиях в Бахмутском городке в Москву. Из Москвы прислали воеводу с наказом отобрать спорные солеварни от казаков в казну.

Булавин отправился на Хопер, где много было голутвенных казаков, где давно шло брожение, и стал поднимать их вступиться за свои права.

На Хопре в это время находился воевода князь Долгорукий с бригадою пехоты. Его полки стояли малыми частями по станицам и хуторам и были заняты переписью беглых людей.

Воевода и его офицеры пьянствовали и безобразничали по станицам. Казаки были хмуры и озлоблены. Когда появился к ним Булавин, тайно поддерживаемый Максимовым, стали к нему сходиться голутвенные казаки.

Глухою темною ночью, осенью 1708-го года, Булавин с отрядом отчаянных казаков подкрался к Шульгинскому городку, где находились главные силы князя Долгорукого и овладел городком. Князь Долгорукий и с ним 10 офицеров и 1000 солдат были перебиты казаками.

Пожарным быстрым пламенем загорелся мятеж по северу Дона. 20 000 беглых людей пристало к Булавину. Все — безлошадная, плохо одетая, безоружная голытьба, надеющаяся получить все от похода и войны. Булавин пошел во главе этой вольницы по Дону.

Атаман старого Боровского городка встретил Булавина с хлебом, вином и медом и радушно принимал его в станичной избе.

При Булавине была старшина, правительство с полковником Лоскутом, пришлецом из России, из города Валуек, ходившим в разбои еще с Разиным, человеком бывалым.

У станичного атамана в его курене пошла деловая беседа.

— Заколыхали вы всем государством, — говорил Булавину Боровский атаман. — Что будет делать, когда придут войска с Руси? И сами пропадете, и нам с вами пропадать.

— Не бойся, — отвечал Булавин, — начато мое дело непросто. Был я в Астрахани и в Запорожье, был и на Тереке. Астраханцы, Запорожцы и Терчане присягу дали, что помогут мне. Мне и гетман Мазепа тоже обещал. Не покинут нас… Мы пойдем по казачьим городкам по Дону, и будем к себе казаков приворачивать, а которые к нам не пойдут, таких мы, назад вернувшись, будем жечь и резать. Пойдем и на Украину, там богато конями, оружием, одеждой — всего наберем. Возьмем Азов и Таганрог, освободим ссыльных и каторжных и на весну — айда! На Воронеж и на Москву!

Лоскут поддержал Булавина.

— Не бойсь, — сказал он, — я при Кондратии Афанасьевиче прямой Стенька Разин. Но не как тот Стенька, что без ума голову потерял. Мы своих голов не потеряем. Мы вас толком поведем.

И точно — Булавин переписывался с Мазепой, умело распространял по станицам и хуторам слухи, что скоро будут казаков «писать в регулярство» — брать в солдаты, брить бороды, стричь по-солдатски.

— Придет Тихому Дону конец, — говорил Булавин Боровскому атаману, — если не восстанет он, как один, против Петра и не прогонит со своих земель Русские войска.

Атаман собрал станичный круг. Боровская станица передалась на сторону Булавина.

Пошел мятеж по всему северу Дона. Станицы по Хопру, Медведице, Бузулуку и Донцу, где много раскольников, бежавших из Москвы, не признавали другого атамана, как Булавина.