— «За мужество и храбрость бившихся честно, жалуем и милостиво похваляем и посылаем вам, нашему Донскому войску, атаманам и казакам Нашего Царского Величества знамя, да впредь на нашу Царскую милость будьте надежны. Тех же вольных людей и шацких стрельцов, всего шестьсот человек, которые на отходе разбрелись, и струги у вас вверх на Дону порастаскали и порубили, велели мы бить кнутом, чтобы такое воровство другим было не в повадку. Крымцев и Ногаев воевать, а с турецкими людьми под Азовом жить смирно повелеваем».
Знамя было малинового цвета с зеленою каймою, вверху знамя было длиною 2 1/2 аршина, а внизу 4 1/2 аршина и шириною 3 1/2 аршина. На знамени был вышит щелками герб Русского Государства — большой черный двуглавый орел с гербом Московского княжества, изображением Георгия Победоносца на белом коне посредине. На знамени была надпись: «Повелением великого Государя Царя и Великого Князя Алексея Михайловича, всея Руси Самодержца и многих государств Государя и обладателя послано сие знамя на Дон, Донским атаманам и казакам, лета 7154 — августа[3]. Крымцев и Ногаев воевать. С турскими людьми под Азовом жить мирно повелеваем…» На знамени: Российский герб. Нет на нем Донского оленя, пронзенного стрелою.
Что же это было такое? Донское Войско стало вотчиною Русского Царя?
Нет!
Начнем с церковного вопроса, в ту пору имевшего первенствующее значение.
Войско Донское состояло непосредственно в ведении Патриарха Московского и всея Руси, но власть и заботы Патриарха выражались только в посылке предметов церковного обихода и посвящении в священники тех лиц, кого посылали ему из войска.
Эти священники и причетники были на Дону выборные. Тот, кто «духовен и смирен, и не упоец, и нам, казакам, годен…» Так же постройку церквей разрешал на Дону Круг, но не патриарх…
Все сношения Войска с Россией шли через Посольский приказ, иными словами Россия смотрела на Войско, как на чужеземное государство.
Как же назвать такие отношения между Войском Донским и Россией?
С. Г. Сватиков в своем объемистом труде «Россия и Дон» определяет эти отношения, как «вассалитет». Нет, это не был вассалитет. Донские казаки не были вассалами России. Вассал во всем покорен своему сюзерену. Он ему служит и его содержит. Дает ему людей, войско, продовольствие и материалы. Сюзерен живет за счет своих вассалов.
Тут было наоборот. Это Россия помогала Донскому Войску своими богатствами, посылая казакам жалованье и требуя за то помощи на далеком степном рубеже.
Владимирский-Буданов определяет эти отношения, как союз. И это неверно. Дон не был настолько самостоятелен, как должен быть самостоятелен союзник.
Более точно определил эти отношения историк профессор Платонов, как ПРОТЕКТОРАТ, т. е. покровительство России Донским казакам. Россия покровительствовала самостоятельному Донскому Государству, сознавая его полезность на ее дальнейших рубежах.
Но еще точнее и красивее определили сами Донские казаки тогдашние свои отношения с Россией звучными словами:
— Здравствуй Царь в Кременной Москве, а мы, казаки, на Тихом Дону!
Царь — не правительство и не боярство, и даже не всесильный тогда патриарх — крепил эту связь России с Доном.
«Будь здоров и силен Русский Царь, наш друг и покровитель, у себя в Москве, и не мешай нашей вольной жизни на Тихом Дону».
Глава XIX
Наплыв на Дон «новопришельцев». Голодные годы. «Голутвенные» казаки. Запрет пахать землю и сеять хлеб. Разбойничья песня Яицких казаков.
Царствование Алексея Михайловича было началом преобразований в России. Необходимость закончить начатую еще в Смутное время войну со шведами; присоединение по просьбе гетмана Богдана Хмельницкого к России Украины в 1653-м году, вызвавшее упорную войну с Польшею — потребовали увеличения и улучшения Русских военных сил. Наряду со стрелецкими полками в Москве появляются полки «иноземного строя» из наемных немцев. Содержание этих полков, войны, улучшение путей сообщения, устройство необходимых заводов — все это требовало расходов. Налоговое бремя было увеличено. От помещиков стали брать больше «сдаточных» людей на службу, на целый ряд предметов первой необходимости, в том числе и на соль, были наложены «пени».
В народе были неудовольствия, в Москве доходило до открытых бунтов.
На Дон потянулись искать вольной жизни, спасаться от суда и наказаний, от призыва в войска не одиночные люди, но целые толпы с женами и детьми.
Преобразование церковного строя, изменение церковных канонов, замена двуперстного сложения троеперстным, гонение на иконы франкского письма и пр., сурово и жестоко проводимое патриархом Никоном в годы 1653–1667, побудили приверженцев старого богослужения — как тогда говорили, «старой веры» — уходить на юг к донским казакам, в низовья Волги и на Яик (Урал).
Война из-за Украины велась с перерывами 13 лет (1654–1667) и закончилась Андрусовским перемирием. Россия вернула Смоленскую и Северскую области, приобрела левобережную Украину и на правом берегу Днепра город Киев, как ключ к обладанию западной правобережной Украиной и священная память единства Русской земли, колыбель России, мать городов Русских.
Недовольные новыми московскими порядками украинцы устремились на Дон.
Так, вдруг, в конце XVII века Донская земля наполнилась пришлецами из Москвы, Рязани, Саратова, шедшими с севера и из украинских городов, пришельцев с северо-запада.
Эти «новоприходцы», «озимейные казаки», «зажилые бурлаки» и «работные люди» селились по донским городкам и станицам. Переписи им не было, количества их никто не знал, ибо так уже исстари было, что «число на Дону не живет» и «переписи на Дону не повелось».
— Живите, коли вы добрые люди и в Бога веруете, — говорили казаки пришельцам. — Промышляйте сами за себя.
Но промыслов на всех людей не хватало. «С травы да и с воды», то есть скотоводством и рыболовством Дон не мог пропитать всех людей; присылаемого из России хлеба не хватало на новоприбывших. Когда те попробовали сами заняться земледелием, донские казаки усмотрели в этом унижение казака, потерю казаком его воли и свободы передвижения. И было отписано по станицам и городкам: «Приходят к нам на Дон, и на Хопер, и на Медведицу непрестанно беглые, и завели было всякую пашню, и мы, уведав то, во время съезда всех казаков великих Государей к годовому жалованью, послали по всем городкам войсковой свой приговор, чтобы никто и нигде хлеба не пахали и не сеяли, а, если станут пахать, и тогда бить до смерти и грабить, и кто за такое ослушание кого убьет и ограбит, на того суда не давать, а кто хочет пахать, и те бы шли в прежние свои места, где кто жил».
Своих обжитых отцами и детьми куреней, своего скота и лошадей, садов, своего имущества, добытого в поисках новопришельцы не имели — они явились в городках и по станицам крутыми бедняками — «голытьбою», «голутвенными казаками». Что же оставалось им делать, как не искать, где бы «добываться», на войне ли, в грабежах ли на Волге, на Яике, или на Черном и Хвалынском (Каспийском) морях?
Такою жаждущей разбоя, воровства, душегубства «голытьбою» был полон тогда весь юг России. Возможности добывать там большие. Рядом — обширные калмыцкие и татарские кочевья с лошадьми и скотом, с синими, влекущими в даль морями — сказочно богатые, пестрые, яркие Турецкое и Персидское государства; между ними Кавказские горы, и что в них, что за ними? Там своеобразные люди, имеющие прекрасное оружие, лихих коней, сладкие вина, пестрые ткани и ковры, медную, золотую и серебряную посуду и прелестных женщин.
Играл на все это глаз казака-гулёбщика.
И не только на Дону. Кругом жили товарищи, готовые откликнуться на смелый и вольный призыв идти на смелый разбойничий поиск.
