Престарелый Кутузов, всю жизнь проведший в походах и войнах, видел то, чего не видели его более молодые сотрудники. Он видел разложение французской армии, он понял, что настало время, когда, как он сказал в Филях, французы начали питаться конским мясом. Он считал, что теперь его задача — сохранить, одеть, обуть, накормить, словом, сберечь Русскую армию, предоставив «двунадесяти языкам» погибать своею смертью при отступлении по ими же разоренной дороге.

Но когда «партии» (разъезды) выяснили, что в лесах, недалеко от селения Тарутино, весьма беспечно стоит авангард Мюрата, и когда штаб Кутузова стал настаивать на том, чтобы атаковать Мюрата, фельдмаршал очень неохотно дал на то свое согласие.

Была составлена «диспозиция» — приказ армии, и Русская армия, отдыхавшая на Рязанской дороге, пришла в движение. Все жаждали боя; все были уверены в победе. Осенние дороги были грязны. Орудия и повозки утопали в болотах. Отдельным колоннам приходилось идти по глухим лесным проселкам. Пехота подвигалась медленно. Ночное движение с расчетом напасть на Мюрата на рассвете не удалось. Пехотные колонны блуждали в лесах, и к рассвету 6-го октября к реке Чернишне, на которой стоял биваком Мюрат, подошла только казачья колонна графа Орлова-Денисова.

У Мюрата было несколько десятков тысяч конницы, пехоты и артиллерии, у Орлова-Денисова 9 конных полков, неполные пять тысяч. В ожидании подхода пехоты казачий отряд остановился на опушке леса и послал дозоры наблюдать за неприятелем. Были получены донесения, что французы не подозревают о присутствии поблизости от них казаков. На биваке, в палатках и шалашах было тихо. Солдаты спали. Просыпалась только конница, и казаки видели, как на непоседланных лошадях и без оружия проехали солдаты на реку поить лошадей.

Наступал хмурый осенний день. Ветер бил голыми ветвями, срывая с них последние листья. Пошел мелкий, холодный дождь. В серую дымку тумана закутался французский стан.

Казачьи полковники съехались к Орлову-Денисову.

— Ваше сиятельство, начинать, что ли? — спрашивали они.

Орлов-Денисов посматривал на часы, на восток, откуда по лесной дороге должны были выходить пехотные колонны. Но там не было заметно движения. Было тихо, только лес мерно гудел, да сыпались с неба ледяные капли дождя.

— Ведь проснутся, ваше сиятельство. Тогда тяжелее будет. А теперь и одни ловко управимся.

— Ну!.. С Богом!..

Полковники поскакали по своим полкам.

— Гг-иии!.. Гг-ииии! — раздалось в сыром холодном утре и, сотня за сотней, из леса понеслись пятьдесят казачьих сотен.

Нападение было столь неожиданное и стремительное, что французы не успели очнуться от сна и понять, что же это происходит, когда весь лагерь левого крыла и 38 орудий были отхвачены казаками. Полки рассеялись по стану, били разбегающихся, сгоняли толпы пленных, вывозили пушки, поджигали зарядные ящики. Везде были тревога и ужас.

Но Мюрат увидел, что казаков мало. Он устроил свой отряд в середине бивака. Успевшие поседлать кирасиры бросились на казаков. В это время на выстрелы и на пламя и дымы пожаров вышла первая Русская колонна. Среди поваленных шатров громадного стана, на лесной опушке, между брошенных пушек и повозок разгорелся беспорядочный бой. Мюрат собирал полки и вводил их в дело. Русские войска теснили его, наконец, сбили к Калужской дороге, принудив к поспешному отступлению.

Как только известие о Тарутинском сражении и поражении Мюрата дошло до Москвы, французская армия стала покидать Русскую столицу. Ночью с 6-го на 7-е октября ломали сделанные по дворам и площадям шалаши и балаганы для солдат. Телеги и повозки вдруг распухших обозов потянулись из города. Каждый старался увезти добычу, набранную в Москве. В колясках и каретах везли меха, одежду, посуду, серебро, содранное с икон, ризы священников, всякую домашнюю рухлядь. Войска пришли в расстройство; каждый думал лишь о том, чтобы дотащить до дома награбленное и уйти поскорее из нелюдимой страны. Беспорядочно выступали из Москвы полки армии двунадесяти языков.

12-го октября у города Малоярославца произошло небольшое авангардное дело. Утром 13-го, Наполеон с генералами Раппом и Коленкуром с небольшим конвоем гвардейской кавалерии выехал из главной квартиры, чтобы осмотреть поле бывшего накануне сражения. Все чувствовали себя в полной безопасности. Они были среди своих войск. Не отъехали они и версты от бивака гвардии, как увидели у деревни Городни стройную колонну конницы, выходящую из леса.

Она шла в таком образцовом порядке, так чисто было равнение в рядах, так стройно было ее движение и отчетливы промежутки между эскадронами, что Наполеон был уверен, что это идет его французская конница.

— Государь! Это казаки! — испугано крикнул Коленкур.

— Не может быть, — сказал Наполеон.

Вдруг колонны сделали заезд по четыре, развернули фронт и помчались в суровом молчании на Наполеона.

Рапп схватил под уздцы лошадь Наполеона и насильно повернул ее назад.

— Да это наши, уверяю вас, — сказал Наполеон.

Как мог он допустить мысль, чтобы совсем подле его гвардии могли быть казаки?

— Это казаки! Медлить нельзя, государь, — сказал Рапп.

— Вы правы! Это и правда, кажется, они.

Из леса колонна за колонной выходили полки и, быстро строясь, неслись на Наполеона.

Император выхватил шпагу из ножен, приказал своему конвою встретить казаков и помчался к лагерю.

Эскадрон, сопровождавший Наполеона, был разметан и уничтожен сотней Атаманского полка. Под Раппом ударом казачьей пики была убита лошадь. Она упала на него, прикрыла его, и тем спасла его от плена.

Никто из казаков, ни сам Платов, ведший полки, не смогли предположить, что маленький человек в сером меховом сюртуке, мчавшийся на серой лошади к биваку, был сам Император французов — Наполеон.

Платов направил полки на артиллерийский бивак. Казаки захватили 40 орудий гвардейской артиллерии. 11 увез Атаманский полк, 29 были наскоро заклепаны. Тем временем Наполеон успел бросить навстречу казакам гвардейскую конницу маршала Бессьера, которая и отогнала казаков.

Прусский майор Карл фон Клаузевиц пишет об этом деле: «…Первый день отступления французов, или, вернее, дневка 13/25 октября 1812-го года, ознаменовалась смелым налетом, который Платов произвел рано утром на центр французской армии близ Городни; Платову досталось 11 орудий, и сам Наполеон едва не попал в плен. В тот же день другие казачьи отряды появились под Боровском. Таким образом, уже в самом начале отступления среди французов распространились как страх перед казаками, так и серьезная тревога относительно предстоящего отступления»…

Не одетая по-зимнему, не готовая к морозам Русской зимы французская армия не продуманно двинулась по той же дороге, по которой шла на Москву. Так было легче и проще. Без боев… Города и деревни были разорены и частью сожжены. На ночлегах войскам негде было укрыться и обогреться. Продовольствия не было. С первых дней ноября начались морозы и пошел снег. Жестокая стужа увеличивала страдания французов. Они отмораживали руки и ноги, падали в сугробы и замерзали насмерть. Казаки находили биваки с целыми ротами замерзших солдат. Однажды, прогнавши небольшую часть французских солдат, сидевших у костра, казаки нашли в котле варившееся человеческое мясо.

Полки и батареи бросали оружие и пушки, и сдавались перед небольшой казачьей партией.

Все тяжести зимнего похода и ужасы голодных морозных ночлегов, которые испытывали французы, приходилось испытывать и казакам корпуса Платова. Но с казаками шла победа. Они чувствовали за собою мощную поступь армии Кутузова, оправившейся и пополненной. К казакам доверчиво выходили жители из лесов и, чем могли, делились с ними.

28-го октября отряд итальянцев под командою вице-короля Евгения Богарнэ подошел к реке Вопи. Мост через реку был разрушен. Крутые берега обледенели. Сзади напирали казаки. По реке шло ледяное сало. Попытка построить мост кончилась неудачей. Не было под руками леса. В ближайших лесах гремели выстрелы — там были казаки Платова. Короткий зимний день догорал. Люди стали спускаться в ледяную воду, и по пояс в воде брели на другую сторону. Итальянцы торопились переправить через реку пушки и обозы. Дно было вязкое. Колеса застревали в нем. В это время на них наскочили казачьи сотни. 23 орудия, весь обоз и 2000 пленных были захвачены казаками.