— В какой?.. — я скосилась на Аскана, на миг позабыв о неприятной компании.
— В природной, — шутливо поднял брови вампир.
Небо наконец начало светлеть, и Эл приказал ускориться, чтобы все успели добраться к намеченному месту дневной стоянки. Наш отряд расположился у самой кромки леса. Отсюда было видно большое заснеженное поле, расстилающееся на пару километров, уходящее вниз. Из разговоров я поняла, что там, за пригорком мирное поселение. Элгар запретил своим головорезам вступать в конфликт с местными и посоветовал без острой необходимости вообще туда не соваться.
Наблюдая за тем, как мужчины собирают большой охотничий костер, я еле сдерживала зевок. Вампиры готовились ко сну, расстилая хвойные ветки вокруг будущего огня. Когда все они улеглись по дневушкам, я уже с остервенением растирала уставшие глаза. Влажная древесина задымила, и смотреть по сторонам стало невозможно и просто невыносимо. Чем светлее становилось в лесу, тем хуже было мне, словно и я стала вампиром. Но на деле — всего лишь усталость, после ночи непрерывного пути, после почти двенадцати часов в седле! И выпендриваться уже не хотелось. Если бы хоть кто-то, хоть одна скотина спросила бы меня сейчас, не устала ли я?.. я бы наверное разрыдалась и выдала бы всю себя с потрохами. И как у меня все болит, и как мне хочется пить, и как мне до смерти необходимо согреться и поспать… иначе я упаду с того бревна, на котором сижу, и усну прямо на снегу. Впрочем, пока снег вокруг меня был чист и не затоптан, я зачерпнула горсть в ладонь и утолила хотя бы жажду. Так и сидела, грустно похрустывая, растапливая лед немеющим языком, когда на поляне появились ОНИ. Десяток обычных волков в природном обличии медленно прошествовал гуськом мимо меня, не обращая никакого внимания на глупое создание, одуревшее от усталости и жующее снег. Средних размеров псы, разных мастей, от темно-бурых до светло-серых, почти белых. От неожиданности, я проглотила лед, не дожидаясь, пока растает. Горло ожгло, зато прояснилась голова. Завершал сию «делегацию» черный волк. Настолько черный, что отблески огня на нем играли синеватыми переливами. Все прошли мимо, а этот остановился возле меня, заглянул в глаза… и мой тремор как рукой сняло. Я облегченно выдохнула, а Брин улегся недалеко от моих ног. Остальные волки последовали примеру вожака и расположились на отдых у огня, меж дневушек с вампирами. «Экая воронка из хищников. И я в ней…» — сил анализировать и пугаться уже не было, и я просто вздохнула со странной грустью: «Жаль, что я не волк. Лег и уснул. Никакого тебе холода, никаких неудобств…»
— Ун, спать идешь? — это прозвучало, как голос Господа, хотя всего лишь Элгара… пусть даже Элгара! Хоть кого, ведь это такие нужные мне сейчас слова! Я подняла слезящиеся от напряжения глаза на парня. Эл с пониманием протянул мне руку, оценив мое шаткое состояние. Мы пошли к кибитке. Я еле переставляла ноги, прижимаясь к теплому оборотню. Тот обнимал меня и поддерживал. И мне было глубоко плевать в эти минуты, кто он по природе, что у него на уме и к кому какие чувства Элгар испытывает. Но когда я влезла в крытые сани и не обнаружила там доброй половины шкур, появилось ощущение, что меня жестоко обманули или кто-то просто решил поиздеваться надо мной, чтоб не хорохорилась больше перед хищниками.
— Да, шкуры разобрали на попоны… — виновато почесывая затылок, объяснил Эл, влезая вслед за мной, — Собирать их сейчас обратно нет смысла. Так что… сегодня я — твоя грелка.
Хотелось ответить ему что-нибудь… грубое, но я уже приняла горизонтальное положение, и все, что беспокоило и смущало меня, отошло на задний план. Едва ощутив спиной живое тепло, мое тело погрузилось в долгожданное забвение, а сознание пугающе быстро провалилось в полуобморочный сон.
Похоже, что первые часа три я действительно пребывала в коме. Но потом сон стал более рыхлым, чутким. Не открывая глаз, я ворочалась, жалась к горячему Элгару, а тот… уткнулся лицом мне в затылок и обнимал пониже груди, теснее притягивая, иногда сжимая так, что я просыпалась. В очередной раз недовольно промычав, я глубоко вдохнула (благо Эл отпускал мгновенно, будто сам боялся меня придушить) и поняла, что парень не спит, уже давно. Не стала ничего предпринимать, обмякла в его руках, притворяясь спящей, но оставалась начеку. Уже через минуту пальцы на моем животе осторожно пошевелились. Ничего криминального. Они просто лениво сминали ткань, и, спустя какое-то время, мне стало скучно. Голова тяжелела, напоминая, что стоит доспать положенные часы, иначе дорога будет невыносимо трудной. Но, только я начала погружаться в дрему, широкая ладонь скользнула на талию и дальше вниз, с легким трепетом изучая контуры тела. Она едва касалась одежды, но жар был вполне ощутим. Замерла на возвышении бедра… уверенно сжалась и провела ревизию до колена. Нетерпеливо метнулась обратно к животу, змеей протиснулась выше… Эл вошел в раж, позабыв об осторожности, и я незамедлительно «проснулась». Обеими руками вцепившись в обнаглевшие пальцы, отодрала их от себя и сомкнула локти на груди. Элгар не настоял и не возразил. Только шумно выдохнул мне в затылок, с ноткой крайнего раздражения.
— Ты греть обещал… — почему-то смущенно шепнула я, хмурясь.
— Так я и грею, — тоже шепотом усмехнулся он.
— Я ТАМ не замерзла, — обиженно буркнула я, слушая себя со стороны, и поняла, что опять включаю «малолетнюю дуру».
Элгар повернулся на спину, отпуская меня, и устало фыркнул, глядя в замшевый потолок.
— И откуда в тебе такая стойкая уверенность… — вслух подумал он.
Я заинтересованно обернулась, тоже перекатываясь на спину.
— В чем?..
— В моем благородстве, — парень повернул голову, встречаясь со мной взглядом, — Откуда ему взяться… в «бездушной циничной твари»?
Он говорил без улыбки. Еще минуту назад я бы нашла, что ответить, но сейчас его слова действительно заставили меня сомневаться. Стало очень неуютно. И, хотя Эл перестал ждать ответа и вновь уставился в потолок, мне захотелось отстраниться. Я отвернулась в свой угол, зябко кутаясь в шкуру. Хотелось накрыться с головой, как в детстве, когда летней ночью фонари из парка за окном бросали на стены моей комнаты подвижные тени, подобно пляске ведьм на дьявольском балу. В детстве этот прием спасал от «чудищ», посягнувших на мое спокойствие. Но сейчас… меня не спасла бы ни шкура, ни бетонная плита, если бы зверь пожелал вернуть свое самолюбие. Но ничего не происходило, что подтверждало мои робкие надежды — оно в нем все-таки есть, это пресловутое благородство. Просто сам Эл, кажется, не слишком этому рад.
— Ты не такой… — не открывая глаз, выдохнула я с грустной улыбкой.
— Что?.. — сердито переспросил он громче.
— Ты… не бездушный, — уже с некоторой опаской выпалила я, — И даже не циничный, потому что… оказывается, можешь любить.
— Что ты несешь? — растирая виски, приглушенно прорычал он.
«Зацепила за живое? Так тебя это бесит?.. Ну что ж… получай!»
— Ты ведь… любишь ее?
— У-на… — предупредительным тоном протянул Элгар.
— Что? — из последних сил удерживая ровное дыхание, выпалила я, — Ты убьешь меня за то, что я говорю это вслух?.. Но ведь это — правда.
— Это… прежде всего — не твоего ума дело!
Я возмущенно фыркнула, но замерла, чувствуя, как холодок пробегает по телу. Словно сотни игл остриями коснулись меня, и, если я шевельнусь или подамся назад, они вопьются мне в кожу одновременно, смертоносно, прошьют насквозь!
— Пр-рости, — стараясь не двигаться, всхлипнула я, широко распахнутыми глазами таращась в черный бархат навеса.
Иглы отступили, и за спиной стало заметно теплее. Но Эл подтянулся на руках, расшатывая кибитку, и выскочил наружу без каких-либо комментариев.
Еще несколько минут я боялась пошевелиться. Настолько реалистичным было это ощущение, что в сознании отпечаталось надолго, как светящийся предмет на сетчатке глаза. В кибитке было светло. День в разгаре, солнце в зените. На поляне слышны голоса. О том, чтобы снова уснуть, уже не шло и речи. Помимо холода и жесткости разоренной лежанки, послевкусие от ссоры с Элом тяготило сердце. Растирая глаза, я выползла из кибитки. Свесила ноги на облучок, к груди прижимая самую большую шкуру, из тех, что остались. Картина, представшая передо мной, в момент разметала остатки сонливости. Вокруг костра по-прежнему лежали дневушки, а вот волки несколько видоизменились. И, если природную форму Аксан называл третьей, то сейчас это была вторая, боевая. Полу-волки, полу-приматы в совершенно людских, непринужденных позах развалились кто на лапнике, кто прямо на снегу. Чуть в стороне, в темно-бордовом ореоле валялась груда обглоданных ребер, над которой торжественно возвышался череп с ветвистыми рогами. Да простит меня моя мама, я выругалась в сердцах, утыкаясь лицом в ладони. Весь этот паноптикум выглядел настолько вычурно и нарочито, будто волки решили испытать мои нервы на прочность. Особенно груда костей. Словно ее кто-то долго и заботливо собирал. «Отморозки… — фыркнула я, — Детский сад, ей Богу!» Волки притихли, наблюдая за мной, но я никак не отреагировала, не доставила им этого удовольствия. Тогда на поляне, в полнейшей тишине раздалась забористая отрыжка.
