Мезюм плюнул на пол и приставил дагу к моей шее.
— По большому счету, ты не изменился. Остался тем же маленьким наглецом, преисполненным высокопарными наставническими бреднями. Неужели ты всерьез поверил, что я намерен в этом участвовать? — Мой сводный брат рассмеялся.
— Нет, — сумел выдавить я из себя, невзирая на острие даги, впившееся в шею.
— Конечно, нет. Рошронд обречен, Агон. Никто не способен остановить продвижение жанренийцев. Они уже выиграли. То, что я делаю, всего лишь фарс, дорогой брат. Я согласился возглавить войска лишь ради того, чтобы привлечь в баронство всех тех, кто отказывается признать власть жанренийцев, всех тех, за кем Амроду пришлось бы гоняться месяцы, а быть может, и годы. А так он с легкостью сможет захватить в плен их всех. И тогда я стану жанренийцем, сеньором и хозяином более обширных владений, чем есть у меня в настоящее время.
— Значит, ты стал предателем.
— Предателем? Но кого я предал, брат? Не строй иллюзии, Ургеман капитулировал еще до того, как началось настоящее сражение. Не я заставил баронов опускать подъемные мосты крепостей, не я предложил им гнуть спину перед Амродом. И ты хочешь сражаться за них, за этих жалких трусов?
Кончиком даги Мезюм развернул мое лицо к окну.
— Или, вероятно, вон за них? Ты слышишь голоса этих отважных сынов Ургемана. Сколько их здесь? Несколько сотен… Без меня они уже были бы мертвы. А так я отдам их Амроду, предотвращу жестокую резню, я не позволю этим дуракам погибнуть во славу страны, которая того не стоит.
— Ты лжешь самому себе.
— Я? — Мезюм разозлился и схватил меня за волосы. — А ты предпочитаешь море крови?
С откинутой назад головой и кинжалом у горла, я был не способен защищаться.
— Чего ты хочешь? — спросил я, кривя рот.
— Мира, брат мой, мира. Я намерен отвести тебя к сестре, а она тебя убьет.
— Что?
— Замолчи и слушай меня внимательно. Она не смогла вынести твоего вида, не смогла смириться с тем, что ты стал полуночником. Она принялась осыпать тебя упреками, ты вспылил, позволил гневу затуманить мозги, и Эвельф была вынуждена защищаться и вонзить дагу тебе прямо в сердце.
Он отпустил мои волосы и коснулся острием лезвия краешка моего глаза.
— Рыцари будут присутствовать при этой сцене. Они увидят, как ты поднимаешься в апартаменты сестры, услышат ваш спор. И знаешь, почему все произойдет именно так, как я рассказываю? Потому что, если ты откажешься, я убью Эвельф.
— Давай.
— Что?
— Убей ее.
Мезюм растерянно взглянул на сообщников. Во что бы то ни стало я должен был выиграть время, я надеялся на наряд Амертины, который поможет мне ускользнуть от врагов и застать их врасплох.
Моя реакция смутила всех четырех рыцарей.
— Что это значит? — обеспокоенно спросил один из них.
— Он блефует! — воскликнул Мезюм.
У дверей раздался тихий скрежет — горгульи царапали дерево.
— В любом случае, не стоит медлить, — добавил рыцарь, не сводя испуганных глаз с двери, которая начала поддаваться напору каменных монстров.
— Ты не желаешь облегчить мне жизнь, — выдохнул сводный брат.
Он толкнул меня вперед, по направлению к коридору, ведущему к кухням. Мы миновали печи и котлы и оказались у подножия лестницы, ведущей на второй этаж. Преодолев несколько ступеней, один из рыцарей обернулся к Мезюму и сообщил:
— Там наверху слуги.
Брат покачал головой и со всей силой надавил дагой на мой позвоночник.
— В последний раз спрашиваю, Агон. Ты пойдешь с нами и спасешь жизнь сестры? Или ты предпочитаешь, чтобы умерли вы оба?
— Не пойду.
Судя по выражению лица, Мезюм покорился судьбе: он вздохнул и подбородком указал на одного рыцаря:
— Ты, приведи Эвельф.
— Сюда?
— Устрой все так, чтобы слуги подумали, что она спустилась, чтобы встретиться с Агоном.
— Иду.
Мы терпеливо ждали, когда появится сестра. Рыцарь поддерживал молодую женщину под руку. Когда она заметила меня, ее лицо прояснилось.
— Агон… — Голос высокородной госпожи срывался.
Бледные щеки контрастировали с черным шерстяным платьем, закрывавшим шею и ниспадавшим до самого пола. Ее глаза выдавали глубокую печаль, как будто бы Эвельф стыдилась своего положения, стыдилась, что стала игрушкой в руках нашего сводного брата.
Минута гнетущей тишины. Мезюм, по-прежнему угрожая мне дагой, другой рукой схватил Эвельф за запястье.
— Так что, Агон?
И тут меня посетила безумная идея.
— Я уже все сказал. — Сердце колотилось, как сумасшедшее.
— Уверен?
— В любом случае, Эвельф не поднимет на меня руку.
— Какая разница, я сделаю все за нее. Ты лишь должен закричать, сделать вид, что вы спорите, дьявол тебя побери! Сделай так, чтобы тебя услышали слуги, и ты спасешь ее.
— Почему ты так стремишься к тому, чтобы кто-то услышал наш спор? Большая часть людей считает меня демоном. Даже если моя смерть и лишит их магии, они будут счастливы избавиться от меня.
— Ты недооцениваешь наших рыцарей, брат мой. Они слишком сильно уважают тебя.
— Не верю. Достаточно малейшего повода, и они с радостью вздернут меня, словно обычного предателя или дезертира.
На губах Мезюма расцвела улыбка:
— Малейшего повода, говоришь?
Я не ответил, твердо убежденный, что он будет мыслить именно так, как я и рассчитывал. Барон перевел взгляд на рыцарей.
— Да. — Внезапно он воодушевился. — Почему я не подумал об этом раньше? Агон убьет сестру… единственную сестру. И все эти рыцари, которые грезили об Эвельф де Рошронд, мечтали на ней жениться, растерзают убийцу.
Он снова нажал на рукоять даги и прошептал мне на ухо:
— Я предполагаю, что мне самому придется исполнить эту нелегкую роль. Дай-ка мне свою рапиру.
— Восхитительно, хозяин, — воскликнула Тень. — До скорого свидания..
Мезюм отпустил запястье Эвельф, чтобы схватиться за рапиру. Сестра опустила глаза и отпрянула, без сомнения, она решила, что я предал ее.
Пальцы сводного брата сомкнулись на эфесе. Рыцари затаили дыхание, не зная, что рассудок их сеньора уже обречен. На лице Мезюма промелькнуло неподдельное изумление, и Тень подчинила себе его сознание. Он заткнул дагу за пояс, затем нетвердым шагом направился к сестре.
Тень превратилась в сияющий росчерк. Мезюм пронзил сердце первого рыцаря. Его сосед потянулся к ножнам, когда рапира с влажным чавканьем вошла ему в левый глаз. Булькающий стон умер у него на губах, и он рухнул на пол, сопровождаемый удивленными взглядами оставшихся рыцарей. Они бросились в сторону кухни, обнажая шпаги. Тем временем я привлек к себе Эвельф.
— Шпаги в ножны, мессиры, — приказал я. — Ваш сеньор в моей власти.
— Магия… — бормотал, как заклинание, один из них.
— Отпустите оружие или умрете вместе с ним.
Мезюм больше не шевелился, в его затуманенных глазах читался несказанный ужас. Оба его сообщника полагали, что поведение барона навеяно магией, и только магией, что именно по ее вине сорвался их заговор и что именно этой волшбы боялся мой отец: потому на его землях не было возведено ни одной академии.
Они еще колебались, когда страшный грохот эхом отразился в низких сводах коридора, ведущего в пиршественный зал. Оба рыцаря переглянулись, а затем убрали шпаги и преклонили колени.
— Простите нас, мессир Рошронд, — промямлил один из них.
— Я вас прощаю.
Горгульи уже рассыпались по кухням, и некоторые из них спешили к нам.
— Но пока люди, подобные вам, влияют на судьбу Ургемана, мы будем в опасности. — Я вырвал Тень из руки сводного брата.
Теперь между мной и двумя рыцарями стояли многочисленные горгульи.
— Убейте этих двоих, но пощадите его. — Я ткнул пальцем в Мезюма.
Эвельф отвернулась, плотнее прижавшись к моему плечу.
— Так надо. Ради королевства.
После полудня я обратился к людям Рошронда. Мой голос, усиленный магией Оршаля, звучал по всей поляне, опоясывающей замок. В полной тишине эти гордые люди, мужчины и женщины, собравшиеся со всех областей баронства, внимательно слушали меня. Я рассказал им о заговоре, который задумал сводный брат, поведал о тех обстоятельствах, что привели меня в Рошронд, о Школе Ловцов Света. Конечно, я не стал углубляться в детали, но я доверил им самое важное: свою мечту, искреннюю и безоглядную мечту, которая управляла всеми моими поступками, ставила во главе этих людей, заставляла унаследовать баронство Рошронд. Мечта выкинуть жанренийцев из нашей страны, отбросить их к горячим пескам пустыни Кех.
