Поплутав еще немного, я наконец наткнулся на дверцу, ведущую на улицу. Раздалось приглушенное ругательство, и я заметил в проеме двери фигуру, напоминающую всклокоченного медведя.
— Кто тут бродит?
— Агон, — ответил я, скользнув к незнакомцу.
— Мессир де Рошронд, — почтительно поприветствовал меня неизвестный.
Он сидел на козлах фургона и держал в руках поводья, тянущиеся к четырем лошадям. Под поношенным коротким плащом скрывалась кольчужная рубашка с кожаными рукавами. В профиль его угловатое лицо напоминало каменное изваяние. Возница с интересом посмотрел на меня.
— Так значит, это вы, мессир…
— А ты представлял меня как-то иначе?
— О нет, вы неверно меня поняли. Просто… ваше лицо, ваши волосы…
— Что вас смутило?
— Они не такие, как у всех, вот что я хотел сказать, — пробормотал возница, отводя глаза.
— Как тебя звать?
— Сандор, мессир. Наемник, а в настоящий момент — кучер…
Я кивнул и остановил свой взгляд на дороге. Нас обдувал ледяной ветер. Лошади выглядели изможденными, а главное — крайне встревоженными. Должно быть, их пугала близость горгулий: животные каждый раз вздрагивали, когда каменные создания принимались обмениваться пронзительными гортанными криками. Я прислушался к этой странной перекличке и склонился к плечу Сандора:
— И часто они так делают?
Наемник нахмурил брови.
— Я думал, что вы мне скажете, с чего они так вопят. Ведь вы — их хозяин, не так ли? По крайней мере, все это утверждают.
— Хозяин, — повторил я. — Очень на это надеюсь.
Я взглянул на горгулью, шагавшую рядом с лошадьми, и, поддавшись внезапному порыву, ткнул в нее пальцем.
— Иди сюда, — прошептал я.
Горгулья наклонила голову и уставилась на меня пустыми глазницами. Затем она открыла пасть и медленно развернулась, чтобы тут же вскарабкаться на фургон, цепляясь когтями за дерево.
— О, мессир, прошу вас, не стоит так поступать, — выдохнул Сандор, косясь на тварь, лезущую к нам.
— Не волнуйся.
Я всего лишь хотел убедиться, что ничто не изменилось со дня страшной резни в галерее и что горгульи по-прежнему беспрекословно повинуются мне. Ту, которую я позвал, нависла над скамейкой. Сандор сгорбился, его губы дрожали. Хватит демонстраций. Я лениво махнул рукой, прогоняя горгулью, которая тут же исчезла, чтобы вновь занять свое место в конвое.
— Вот видишь, — сказал я, — бояться нечего, они подчиняются мне.
— Возможно. И все же вы наделены странной властью.
— Лоргол остался далеко позади?
— Да, мы ехали быстро, почти не останавливаясь. Мы углубились в лес, чтобы избежать больших проезжих трактов. Они забиты людьми, лошадям там не пройти. Да и горгульи, они привлекут к себе лишнее внимание. Полуночники больше не могут прятать от посторонних глаз этих созданий.
— А лошади? Они кажутся изможденными.
— О, вы не беспокойтесь за них. Это выносливые животные, мессир. Бродячие артисты привыкли к долгим странствиям. Эти лошадки родом из Модеенской марки. Как и это дерево, — Сандор хлопнул ладонью по скамье, на которой мы сидели. — Королевское дерево, на вид хрупкое, а на самом деле — крепче камня. Те, кто строил эти фургоны, отлично знал свое ремесло, уж поверьте мне. На такой повозке я смогу проехать через все королевство, ни разу не сменив колеса!
— А тебе известно, когда мы прибудем на место?
— Нет, мессир, но я знаю другое: где бы мы ни находились, следует держаться настороже. Кехиты почти повсюду. Кто-то из парней уверял, что видел этих конников в долине еще до того, как наш караван свернул в лес.
— Они могут преградить нам дорогу?
— Только если прознают, кто мы. Не думаю, что они станут тратить время на каких-то там бродячих артистов. Однако у меня душа неспокойна. Со всей этой магией даже и не знаешь, чего ждать.
Я положил руку ему на плечо:
— Я возвращаюсь в фургон. Мужайся, друг.
— Спасибо, мессир.
Я залез в повозку и внезапно вспомнил о Тени. После пробуждения я ни разу не касался гарды рапиры.
— Наконец-то! — воскликнула она. — Агон, хозяин, я что, заурядный кусок металла? Или того хуже, обычная шпага?!
Ее негодование показалось мне правомерным, и, чтобы выпросить прощение у обидчивой дамочки, я позволил Тени взглянуть на окружающее моими глазами.
— На что здесь смотреть? — проворчала она. — Где мы находимся?
Затем, порывшись в моей памяти, рапира воскликнула:
— О нет, хозяин, только не это. Какие ужасные декорации… И ты бродишь среди хлама каких-то фигляров и…
— Я брожу? Я нуждаюсь в покое.
— В покое? В таком случае, вынуждена тебе напомнить, что ты — властитель этого каравана. Извини меня, но мне кажется, что время для покоя и отдыха еще не наступило…
— Ты меня бесишь. Я только-только привык к этому месту.
Нравоучительный тон рапиры выводил из себя. Тень прервала нашу мысленную связь, не дав мне возможности возразить. Я убрал руку с эфеса, понимая, что с ней бесполезно спорить, я лишь еще больше обижу вспыльчивое оружие. Да и мог ли я признаться Тени, что страшусь встречи с Оршалем, что от одной только мысли о беседе с полуночником меня бросало в дрожь? Драма в галерее не мешала мне помнить о той ловушке, что он расставил нам в «Искре», и цинизме, с которым черный маг жертвовал Танцорами. Где он их вообще достает? Какой ценой добивается своей власти? Вопросы, вопросы отделяли меня от представителя Полуночи и его магии.
Тяжело ступая, я добрался до комнаты, в которой находилась Амертина. Обосновавшись у окна, фея расстелила на коленях яркий костюм и сейчас с интересом изучала его рукав.
— А, вот и ты. — Она подняла глаза. — Как ты себя чувствуешь?
— Все время думаю об Оршале.
— Боишься встречи с ним?
— Да. Хотя знаю, что ее не избежать. У меня нет желания ускользнуть, не попрощавшись.
Костюм упал на пол. Черная фея подъехала ко мне, крепко сжав губы.
— Ты больше не можешь тянуть. Если Оршаль почувствует, что ты колеблешься, сомневаешься в нем, а главным образом — в себе, он разозлится, что принял твое предложение там, в галерее. Он верен своим обещаниям лишь потому, что видит горгулий. А они неустанно охраняют тебя. Стерегут твой сон, и в данный момент не дают никому даже приблизиться к повозке.
— Я хочу, чтобы он стал союзником, человеком, которому мы могли бы доверять. Он решил последовать за нами. И я отлично понимаю, что горгульи не помешают ему покинуть этот караван. Следовательно, у него есть весомые основания остаться. Однако я не знаю, что конкретно его держит. И это меня беспокоит. Я должен встретиться с ним и убедиться, что Оршаль считает меня единственной надеждой королевства.
— Он не обратил должного внимания на забитые дороги, на массовое бегство горожан. Поговори с ним. Без него ты не получишь поддержки других полуночников. Сейчас он заставил их служить тебе, но не надейся, что преимущество всегда будет на твоей стороне. Я не уверена, что в его глазах ты незаменим.
— Пойду, побеседую с ним.
Внезапно фея забила крыльями, а ее взгляд стал суровым.
— Ты хорошо понимаешь, что это значит?
— А чем ты?
— О той роли, которую ты намерен сыграть. О сопротивлении, которое намерен возглавить. Это непомерный груз.
— Я сомневаюсь, Амертина. Сомневаюсь каждую секунду в том выборе, который мне пришлось сделать. И лишь воспоминание о Дьюрне поддерживает меня. То, что он поручил мне, прежде чем умереть, этого я никогда не забуду.
— Полагаешь, что он все решил за тебя?
— Что ты хочешь сказать? Что он отчетливо видел мое предназначение?
— В некотором смысле, да.
— Нет, я продолжаю считать, что, даже если он умел читать между строк Серых тетрадей, даже если подозревал, что королевству грозит война, он ни на минуту не мог представить, что от меня будет зависеть судьба страны.
— Однако то будущее, что он предвидел, доказало, что Дьюрн прав.
