Мадокьель погладил кончиками пальцев медную спинку и попытался представить себе, как ящерки станут вгрызаться в саму плоть Абима, чтобы выгнать фэйри из его логова. Без сомнения, оно находится в квартале Плюща или в Проходных дворах. Но какое это имеет значение? В нужный момент он получит предупреждение. Он и Стальные судьи.

Владича привел Деместрио. Я попросил, чтобы визитера сразу же направили в маленький зал на первом этаже, где роль мебели исполняли одни лишь книги. Водрузив седалище на роскошную кожаную обложку «Десяти сказок принцессы Арьядины», я с интересом следил за появлением адвоката Дьяволов.

Возложенная на него миссия явно вернула Владичу толику былого достоинства. Он зачесал назад вечно торчащий клок седых волос, привел в порядок старую куртку и гордо расправил плечи.

— Устраивайся, — ровным голосом предложил я гостю.

Адвокат поприветствовал меня кивком и остановил свой выбор на старинном гримуаре, на который он и уселся, водрузив на колени перламутровый футляр, запечатанный черным воском.

— Сговор, — проскрипел Владич. — Тебе осталось лишь подписать его.

Я ничего не сказал, только протянул руку. Затем я сломал печать и осторожно извлек пергамент из футляра. Один-единственный лист — четыре на двенадцать дюймов, — испещренный сумеречными чернилами. Краткий текст выведен размашистыми прописными буквами. Высшие Дьяволы обязуются защищать меня от любой опасности, от любого насилия, исключением являются лишь действия Фейерверщика. Взамен владыки Бездны требовали мое молчание. Я задержал взгляд на подписях, стоявших в конце контракта. Подписи всех Высших Дьяволов на месте — бесценный документ.

Я оттолкнул перо, протянутое Владичем, и подписал пергамент своим. Без сомнения, подписал слишком поспешно, потому что на лице адвоката появилось подозрительно мрачное выражение.

— И ничего не добавишь? — поинтересовался он.

— Нет, ничего.

— Ты становишься рассудительным.

— Возможно.

— Я намерен отнести этот пергамент в Межбрежье. Можешь жить, как раньше, Маспалио.

Я усмехнулся и склонился к его плечу.

— Да, почти как раньше. Только знаешь ли, друг мой, впредь будь осторожен. Ты пустил по моему следу Фейерверщика, ты пытался прикончить меня, наняв извергателей огня. Когда этот пергамент окажется у Высших Дьяволов и ты вернешься в Абим, предупреждаю тебя: если ты еще хоть раз встретишься на моем пути, я тебя уничтожу.

Владич слегка побледнел, отпрянул и скривил рот, выплюнув:

— Фейерверщик доберется до тебя много раньше. И этот пергамент не защитит тебя.

— Один только раз повторяю тебе, Владич. А теперь изволь покинуть этот дом.

Адвокат ушел. Вскоре его сменил Опаловый, который сообщил мне, что настал решающий час.

Кривляка ждет нас, чтобы отвести к горгоне.

Октанс встретился с несколькими адвокатами Дьяволов. Подобный ход представлялся Фейерверщику чем-то вроде паломничества к истокам жизни будущей жертвы. Своеобразный способ отдать дань уважения профессионализму фэйри. всем тем годам, когда Маспалио соблюдал каждую букву закона, расплачивался по каждому сговору. И вот допущена крошечная ошибочка, но ее оказалось достаточно, чтобы положить конец столь блистательной карьере. Беседуя с адвокатами, Фейерверщик не уставал удивляться, как столь искушенный заклинатель, каким был фэйри, мог позволить себе подобную небрежность. Все сговоры, представленные Владичем, сами по себе выглядели совершенно пустяковыми, и никто бы даже не вспомнил о них, хранись они у адвокатов, практикующих в разных кварталах города.

Палачу не понравилось то, что он обнаружил. Его смущала вся эта путаница, раздражало то ощущение, что он испытал, идя по следам прославленного фэйри, который совершенно неожиданно решился на безумный поступок, разом перечеркнув налаженную жизнь.

Октансу казалось, что он уже составил портрет будущей жертвы. Взбалмошный, но благородный парень, который по каким-то совершенно непонятным причинам всей душой стремился служить своему отечеству — городу Абиму. Отчасти честолюбивый, способный на самые жестокие поступки ради благополучия собственной гильдии, человек с претензиями, любящий дорогостоящие игрушки, но прежде всего — истинный абимец, плоть от плоти города.

Фэйри заслужил право умереть красиво. Чтобы начать его поиски, Фейерверщик решил навестить пансион Маспалио, который бывший вор открыл для своих старых товарищей, покинувших гильдию вслед за Принцем.

Старинное, но еще весьма крепкое здание. Октанс любовался цветовыми мазками, пестревшими на фасаде и входной двери, сортировал оттенки, выделял определенную гамму. Цветовую подпись Маспалио нельзя было спутать ни с какой другой: яркий голубой цвет, напоминающий об искрящемся сапфире, — пятна, расположенные приблизительно в полутора локтях от земли. Однако Фейерверщику этого было мало. Снаружи, при соприкосновении с воздухом и мазками, оставленными случайными прохожими, цвет никогда не сохраняет своего первоначального, истинного тона. Поэтому Октанс хотел найти более откровенные, более личные следы, сохранившиеся в спальне фэйри или в небольшом зале дома Маспалио.

Ожидая захода солнца, Фейерверщик обосновался за столиком ближайшей таверны, чтобы следить за входом в пансион. Конечно, жильцы покинули свое убежище, но Октанса смущали солдаты городской милиции — трое или четверо человек, — которые постоянно кружили по кварталу.

Сумерки уступили место ночной темноте. Октанс расплатился с хозяином таверны, вышел на улицу и ступил на пустынную мостовую. Ему требовалось побыть одному, чтобы сконцентрироваться, целиком и полностью подчинить себе дар: тогда его тело будет отражать все цвета, что есть в округе. Понемногу фигура Фейерверщика растворилась: он, словно хамелеон, слился с окружающими декорациями, превратился в едва заметную тень, которая проскользнула вдоль центрального фасада и взломала ставню, чтобы проникнуть в пансион. Стражнику, застывшему на углу улицы, показалось, что он заметил чей-то неясный силуэт. Солдат моргнул — никого. По всей видимости, служака задремал на посту. Он вытер пот с шеи и про себя проклял бесконечную ночь, которая только начиналась.

Нервы натянуты до предела — Октанс в потемках пробирался по дому. Пересекая пустынные комнаты, Фейерверщик невольно вспоминал одни и те же картины, которые возвращались к нему в страшных снах. Притихший дворец, безумный бег по пыльным коридорам и холлам, поиски любовников, сплетенных в объятиях.

Октанс закусил губу до крови, чтобы прогнать пугающие видения, и поднялся на второй этаж. Его вели сапфирово-голубые мазки, которые становились все интенсивнее, насыщенней по мере приближения к комнате фэйри. Фейерверщик касался руками старых стен, его пальцы воровали следы, цветные пятна, которые украсят его фейерверк.

Наконец он проник в святая святых Маспалио, это место было просто испещрено голубым цветом, который ровно светился в темноте. Наступил решающий миг: Октане коснулся самой сути Принца, обнаружил совершенную подпись, которую он теперь не спутает ни с какой другой. Его глаза жадно вглядывались в хорошо видимые пятна, оставшиеся на спинке стула или на одеяле, лежащем на краю кровати.

Мужчина приблизился к окну и внезапно застыл. Какой странный росчерк, здесь, прямо перед ним, на складке занавески. Октане наклонился и дрогнувшей рукой осторожно потрогал ткань. Этот след заинтриговал палача. Затем он заметил еще один, точно такой же, на подоконнике. Сомнения захлестнули душу Фейерверщика. Эта цветовая подпись как две капли воды походила на подпись Принца Маспалио, но все же имелось в ней некое почти незаметное отличие. Октане точно знал это. Он не мог сказать, откуда возникла подобная уверенность. Просто знал, и все.

В душу закрались сомнения. Быть может, фэйри знает о чудесном даре? На Октанса накатили самые противоречивые чувства: страх быть обманутым, боязнь столкнуться с врагом, который располагает сведениями о его могуществе, и радость от возможной встречи с братом, с существом, который владеет тем же даром, что и он сам.