Тепло Гольфстрима Свой путь оценивая строго, Предубеждения отсеяв, Скажу: в судьбу мою и строки Вошли навечно Флот и Север. Они – и в радости, и в горе. Они – внутри меня, незримы. Так входит в Баренцево море Тепло Гольфстрима. Военные девчата На фронте, бывало, зайдёшь в землянку к военным девчатам: «С комфортом живёшь, молодёжь! Не то, что другие… Куда там!» Ну как не обрадуют взгляд уют и порядок в землянке?! Портьерки при входе висят. Ромашки покоятся в банке. Скатёркою ящик накрыт… И, Бог его знает, откуда явилось в задымленный быт вот это домашнее чудо?! Пусть завтра в поход, пусть убьют, пусть на день жилище-времянка, — но всё-таки мирный уют наводят девчата в землянке… Наверно, и надо – вот так. День каждый – особенно важный. День – он не случайный бивак, а жизнь, что даётся однажды. Марианна Соломко * * * Ищем орехи, в траве сиротливы, Листьев дворянских горят вензеля, Осень по-конски, с растрёпанной гривой Зорко глядит в нежилые поля. Ищем орехи, в траве сиротливы, Скоро их надвое сломит зима, Выпорхнут души – темны, черносливы, С ядрышком смысла, с горчинкой ума. Будут ютиться, найдут ли обитель? — Только полёт их совсем не высок — В зимнем клубке из серебряных нитей Тонок удачи седой волосок. Райские птицы возьмут эти души В клювы, на спины, и пустятся ввысь, В мир, что никем не разъят, не нарушен, В мир, где орехи не падают вниз. * * * Закраплены окна геранью, Разбита и склеена чаша, Я вышла на росстань страданий — На проводы листьев опавших, Где солнца малиновый гелий В осиновой кроется сакле, Где осени винное тело В садах иссякает по капле. И нет ни огня, ни сиянья В усопших глазницах палитры — Лишь дерева ветхое знамя, И листьев сухие молитвы. * * * Упало яблоко В саду соседнем, Летело облако Листом осенним, И, как бездомные, Лежат, без панцирей, Орехи тёмные В холодном карцере. * * *
Эта бабочка в парке летает Кареглазой осенней вдовой, То взметнётся, то вниз опадает, Как дыханья чахоточный сбой. В тёмной роще ободраны стены, Заколочены окна осин, А она – Афродитой из пены — Восстаёт, выбиваясь из сил. Есть пора забытых декораций, Отыгравших паденья спектакль, Вот – Овидий, Лукреций, Гораций, Вот – озябший кленовый пентакль. Оголённые ветви, как спицы, Ворох листьев – разрушился дом, Но дельфийской парит танцовщицей Эта бабочка в парке пустом. Григорий Соломыкин * * * Догорала свеча, обливаясь слезами. За окном занимался тревожный рассвет. Жизнь моя приближалась к обыденной драме За порогом судьбою отпущенных лет. В этих гиблых местах, где за дальние дали Убегают разливы бескрайних болот, В недостроенном домике мы коротали Вместе несколько дней для души каждый год. Улыбалась нам утром высокая ёлка, И шумели берёзы, послушны ветрам, И растерянный флюгер вертелся без толку, То ли ветру служа, то ли преданный нам... * * * Прокралась в душу горечь, точно дым, Что от костра сырого гонит ветер: Я был совсем недавно молодым — И вот уже рассыпал звёзды вечер. И тот восторг, что порождал беспечность, Броженье сил и верных ритмов звон Так окрылял меня, что к слову вечность Образовался отчужденья фон. Я знал о нём, но гнал в иные дали, В далёкие от жизни времена, И получал приятностей медали И даже наслаждений ордена. Но вдруг невдалеке сплошной стеной Остановилось прошлое за мной. Куда, увы, ушла моя беспечность? Я здесь ещё, но где-то рядом – вечность. * * * Журавли, журавли, как вы стали пугливы, Устремляя всё выше полёт в небеса! Вы летите туда, где кончаются нивы, Где внизу тонет в дымке озёр бирюза. Отыскать бы вам край, где непуганый ветер Над болотистой речкой склонил камыши, Где от шёлковых трав, самых пряных на свете, Разливается вера, что в них – ни души. Вы летите домой, разглашая секреты То тревожным, то радостным криком своим. Жаль, что любят вас, птицы, не только поэты, Но и те, в чьих руках порох ружей и дым. * * * На берега речонки этой узкой Я приходил ловить больших стрекоз, И здесь, в конце земли великорусской, В таёжных дебрях незаметно рос. Покачивались нежные кувшинки, Багульник цвёл, благоухал жасмин, И махаоны крылышки и спинки На солнце грели в поймах луговин. Я жил в шатрах, питался виноградом, Спал в шалаше на травах и цветах, Орешников колючие парады Я принимал на солнечных местах. Со мной дружили кедры вековые, Лимонник для меня в чащобах зрел... Я, Маугли, открывший мир впервые, Другой любви не знал и не хотел. |
