Алексей Бриллиантов Трибуну 1. День выеден. Распахнуто окно. Улиткой липкой заползает вечер. Черновиком, зарытым под сукно, Ждёшь миг, когда в зените вспыхнут свечи. Как будто он изменит ход времён: Вот-вот – и ты витаешь на орбите, Не в муках старта, а уже в зените, И целишься примерить Орион. Вот-вот – и толпы суетных племён, Бросая пропылённые кибитки, Без бичеванья и призывных свитков В Орду собьются, в цвет одних знамён… И гребни волн достанут небосклон… 2. Но гаснет небо, розовея дном. С востока в город катит гулкий топот, Неотвратимей, чем цунами рокот — И хлопоты ордой владеют днём: Расставить свечи, выбить шёлк знамён, Бич перевить и снова свиток править, Да так, чтобы Последний из племён От крыльев беркута в себе нащупал память, Желая небосклон отбить у волн, Под пастбища наметив Орион… 3. Век выеден, и влажен небосклон. А под сукном потомки что-то ищут: Не то шелка обветренных знамён, Не то строку в клочке бумажки писчей. Выбор Этот выбор ни прост, ни сложен, И открыт, как прямая речь: Если шашка ползёт из ножен — Значит, в поле назрела сечь. Если сечь – значит, алой солью Будет залит закат и ночь, И дороги: одна к застолью, А другая – от жизни прочь. Век с похмелья оброс осотом — Не проймёт и «ядрёна мать»… Но соху поливаешь потом — Ржи встаёт золотая рать. Мне неведомо имя Бога. Я не видел его послов. Не смогу я среди уБОГих Лик его написать со слов. Но на каждой развилке – встреча; Каждый день открывает новь: Пот – на дело; За правду – сеча; Выбор – с Ним; Ну а ОН – Любовь. Таинство Мне ль искать, что истину, что Бога… Вот затеплю тонкую свечу, Понесу, куда ведёт дорога, С багажом, назначенным плечу. Шелест облетающей гордыни Вниз, под корни, будто бы я клён, Что с обрыва ветками слепыми Силится ощупать небосклон: Там, где к алтарю придёт дорога, К образам нетраченных святынь, Где вопросы зябнут за порогом, А ответы – рослая полынь. Что ж искать, что истину, что Бога — Их не разместить душой одной, Разве искрой, иль крупицей, слогом, Брызгами над рухнувшей волной… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Утро будет тихим и урочным. Бережно, как редкостный кристалл, Подниму с листа четыре строчки, Что в ночи мне кто-то диктовал… Горизонт Там, где ходят кони золотистые По урезу голубых небес, Где прибойной пеною слоистою Облака нанизаны на лес, Где багрянцы и пурпу́ры бесятся В топке догорающего дня, — Синий луг до черни выбрит месяцем, Звёздная царапает стерня. Где гнездовья вьют ветра и радуги, Где живут и завтра, и вчера, — Там начало Волге есть и Ладоге, И туда нацелен взгляд с утра. Где туман кромешный прячет истово Снившийся Колумбу континент, — Там недосягаемые пристани, Где творца припрятан инструмент. Поэт Поэтов производят не Союзы — Неловкий трепет юного крыла, Дождливый ритм на козырьке картуза Да сердце зацепившая стрела. В поэты производят не владыки: Вне власти их луна, весна, века, В размер строки вагонный лязг на стыке, Безмолвная закатная река. Поэтов не разводят факультеты: Как ни шлифуй, а в туфе нет карат. И сложенные правильно сонеты Без милой не влекут в Эдемский сад. Поэта пробуждает не желанье, Не практика, не чувств веретено: Сквозь плоть наружу режется исканье Души, которой пусто и темно. Поэт – не свет, не тень, не долг, не выбор: Он – зеркало. Он – дар земли – родник. И спать бы мог, но слог ломает дыбой. И кто-то жжёт негаснущий ночник... Дежурка, или сиротство света Пока ещё горит свеча, Гоняя тени в зыбком круге. Ночь во дворе, напившись вьюги, На дверь кидается рыча. Но всё ещё горит свеча, Теряя стать в оплывшем воске. Глядит плакат какой-то плоский Ко мне в блокнот из-за плеча... И всё ещё горит свеча. Горит строка – фитиль поэта, И, верю, вновь постигну это: Горит пока ещё свеча... Свечей и звёзд в безбрежье мрака Извечно тлеют огоньки, Друг к другу жутко далеки. Но спутаны, корнями злака, В пространствах тянутся лучи, Что Ариадны нить в ночи. И я спешу – свой луч плету, Чтобы искро́й – за пустоту, И тени в круге таял след, Пока свече отпущен свет... |
