Давиду Самойлову Ветреный город. Там тихие улочки К морю спускаются все до единой. Улица Калева – кофе и булочки, Улица Мере – дубы-исполины. Буйство черёмухи – улица Тооминга, Свечи каштанов, чернила сирени, Красные крыши, кирпичные домики, Старых деревьев прозрачные тени. Вот этот дом. И калитка распахнута, Словно душа или книги страница, И на окошке расставлены шахматы, Будто хозяин сейчас возвратится. Сад зацветает. Живое, зелёное Вечное царство – малина и слива, Но на губах тает горько-солёная Влага, что ветер приносит с залива. Аист в гнездо по весне возвращается, Я улыбаюсь ему или пла́чу? Жизнь продолжается, жизнь продолжается… Разве на свете бывает иначе? * * * Памяти поэта-подводника Игоря Озимова Спит в тумане канал Грибоедова, Над водой проплывают дома… Из простывшего города бледного Наконец-то уходит зима. Я иду по знакомому адресу, Над волнами – мосты-корабли, Шелест тонкого белого паруса Слышу я в океанской дали. Вижу Вас молодым, в белом кителе, Ваш лучистый улыбчивый взгляд… Окна старого дома и жители На канал, как на море, глядят. Вы ушли… Буду верить, что в плаванье, На неведомый остров ушли. Ваше судно стоит в тихой гавани В неизученной точке земли. * * * Я мою окно после вьюги и стужи, Январских снегов и февральских метелей. Они отошли, отлегли, отшумели, И снова весна в тихом воздухе кружит. А город заполнен движеньем и шумом: Трамваи по рельсам, часы с колокольней… Как больно бывает мыть окна, как больно, Когда о тебе все тревоги и думы. Ты вышел во двор, я тебя увидала Сквозь стёкол прозрачность, натёртых до скрипа. А тряпка полощется в миске со всхлипом, А мне чистоты безупречной всё мало. Я мою окно после долгих морозов, Как будто с окна смыть твой образ пытаюсь. А он только чище, чем больше стараюсь. Текут по стеклу ручейки, словно слёзы. Алина Бартенева Аннушка Не вернулись с фронта два её сынка. Страшное известие пришло издалека. Где-то там за Бугом в облаке смертей Потерялись судьбы двух её детей. Все в селе гадалки ей твердят одно, Что ребята живы, постучат в окно. Ветры да метели мчались по селу. Жадно припадала Аннушка к стеклу. Только перед утром сон её ломал, А во сне навстречу младшенький бежал. Старший чуть смущённо улыбался ей: «Познакомься, мама, с жёнушкой моей». Как бы ей хотелось, чтобы этот сон Длился бесконечно, не кончался он. Годы пролетали – счастье не сбылось. Знать, гадалки врали, чтоб светлей жилось. * * * Не гасите свечу, пусть горит до конца. Ведь расплавленный воск – как застывшие слёзы, Что скатились с небес по веленью Творца И упали на листья озябшей берёзы. Посмотрите на пламя зажжённой свечи — Как на жизнь нашу пламени пляска похожа: То неистово скачет, как всадник в ночи, То падёт и забьётся болезненной дрожью. Задержите дыханье чуть-чуть у огня, Не спугните пылающий трепет мгновенья. Пусть сопутствует вам до последнего дня Негасимый и вечный огонь вдохновенья! Ирина Басова * * * Я на исповедь в чащу лесную хожу, Как язычница, как святоборова жрица. Согрешу и покаюсь, и вновь согрешу, Чтобы скудным пайком у берёз причаститься. У лесин белоствольных свой грех отмолю. Солоны и горьки покаянные слёзы! И в ответ на святую молитву мою Благодатная замироточит берёза… * * * Мне отрадно глядеть в эти дивные дали, Упиваясь мучительно светлой тоской О незримом, надмирном, святом Валааме, В облака вознесённом над скверной мирской! Стать бы птицею вольной да взмыть в поднебесье Над суровою, вздыбленной ветром волной. Отчего ты бескрыло, смущённое сердце, Отчего не обрящешь ты край неземной? Оттого ль, что взыскующий Божьего храма Не от мира сего и за правду гоним? В небеса вознеслись купола Валаама, Словно явленный горний Иерусалим. Наталья Бевза Там, где лес просыпается... Там, где лес просыпается, зыбкий, безлиственный, Начинают сезонный покос: Методично, привычно, как в поисках истины, Режут белую кожу берёз. Не насквозь, не навылет – наствольными срезами Извлекают живительный сок Из глубин бересты, письменами истерзанной — Вдосталь пьют, запасают и впрок. У России нет вечных обласканных символов — Всё лихие у ней времена: Иссекая крест-накрест развенчанных идолов, На крови строит храмы она. Обрекут, нарекут рощи новыми храмами, Разбредясь по домам, чернецы. Белоствольные души возносят над шрамами Изумрудного света венцы. |
