«Мы вышли из зоны циклона…» Мы вышли из зоны циклона, Из своры штормов и дождей. У всех появилась законно Одна из бессмертных идей: Граненых стаканов касанье — Как славно, друзья, уцелеть! Оставил циклон на прощанье Лишь вмятину в правой скуле. Он наши машины проверил, И души, злодей, закружил, И каждую нашу потерю Из вороха лжи обнажил. Порядок серьезно нарушив, Сидим мы всю ночь напролет, Поскольку спасти наши души Никто, кроме нас, не придет. И с нами в моряцкой одежде, Суровых мужчин посреди, Добрейшая дама — Надежда, Как все, со стаканом сидит. Не вписана в роль судовую, Паек здесь имеет и кров, Ведя свою жизнь трудовую Среди в основном моряков. Так с песнями мы отдыхаем, Глаголу рассудка не вняв. Заплачет четвертый механик, Надежду за талью обняв, И, вилку стальную калеча, В любовь нас свою посвятит, И, чтоб описать эти речи, Не можно и буквы найти. Не скрою, и я, дорогая, Не в меру был весел тогда, Когда поживал, полагая, Что ты — не такая беда, Что вольным плыву кочегаром, Семь бед оставляя вдали, Слегка задевая гитарой За меридианы Земли. Рассвет, на красивости падкий, Встает перед днем трудовым. Друзья мои в полном порядке, Храпят по каютам своим. Циклон удалился на сушу, Оставив пейзаж на столе, И спиртом промытые души, И вмятину в правой скуле. 10 декабря 1980 Переделкино ЛЮСИ, или «Вставайте, граф» — двадцать лет спустя Он поздно проснулся, нашел сигарету И комнату видел сквозь сон: Губною помадой на старой газете Написан ее телефон, И блюдце с горою вечерних окурков, Стакан с недопитым вином, И ночи прожитой облезлая шкурка, И микрорайон за окном. Итак, моя дорогая Люси, Шанс на любовь свою не упусти. Жить только болью, только любовью! Все остальное — такси. За рубль пятьдесят, дорогая Люси. Потом он печально и неторопливо Убрал все ночные следы И даже отмыл след раздавленной сливы Стаканом горячей воды. Потом, в довершение к общим печалям, Он вспомнил жену невзначай. Потом позвонили и в трубке молчали, Но он-то ведь знал, кто молчал. Итак, моя дорогая Люси, Шанс на любовь свою не упусти. Жить только болью, только любовью! Все остальное — такси. За два рубля, дорогая Люси. Потом он прошелся на фоне заката И в парке попал в темноту, Где молча держали за тальи солдаты Больших учениц ПэТэУ, Где в пасти эстрады туркмен в тюбетейке На скрипке играл Дебюсси, Где мы целовались с тобой на скамейке, О, моя дорогая Люси. Он глянул на нас, пробираясь на ощупь В лесу своей темной тоски, Подумав про нас, что счастливыми, в общем, Бывают одни дураки. Причислив себя неожиданно к умным, Он тут же воскликнул: «Осел!» — Поскольку еще сохранился в нем юмор, А значит, пропало не все. Итак, моя дорогая Люси, Шанс на любовь свою не упусти. Жить только болью, только любовью! Все остальное — такси. За два пятьдесят, дорогая Люси. Он твердо решил, что начнет в понедельник Свою настоящую жизнь: Зарядка, работа, презрение к деньгам, Отсутствие всяческой лжи. Но он-то пока пребывал в воскресенье И чувствовал влажной спиной: Эпоха непрухи, звезда невезенья Работают и в выходной. Итак, моя дорогая Люси, Шанс на любовь свою не упусти. Жить только болью, только любовью! Все остальное — такси. За просто так, дорогая Люси. 26 февраля — 1 марта 1981 СТРУНА И КИСТЬ
А в юности куда нас ни несло! В какие мы ни забредали воды! Но время громких свадеб истекло, Сменившись гордым временем разводов. С годами развелись мы насовсем С тем, что казалось тенью золотою, А оказалось, в сущности, ничем — Участием во всем и суетою. Но нас сопровождают, как пажи, Река, и лес, и лист, под ноги павший, Прощающие нам всю нашу жизнь С терпеньем близких родственников наших. И странно — но нисходит благодать От грустного времен передвиженья, Когда уж легче песню написать, Чем описать процесс стихосложенья. Мы делали работу как могли, Чего бы там про нас ни говорили, Мы даже отрывались от земли И в этом совершенство находили. Струна, и кисть, и вечное перо — Нам вечные на этом свете братья! Из всех ремесел воспоем добро, Из всех объятий — детские объятья. 1 апреля 1981 |
