— Нет. Нет, ты не понимаешь, милая! Ты пока не полностью понимаешь свои чувства, — ей показалось, что Жусс сходит с ума, настолько невнятными стали его речи, — Память вернулась к тебе, но ты заморожена, ты не чувствуешь еще. Я знаю, к тебе скоро вернутся чувства и да, ты права — мы начнем новый путь. Все сначала, как раньше. Нет! Лучше, чем раньше!

— Это ты не понимаешь, Зей. Что ты говоришь? Ко мне вернулись все чувства. Все до единого. И я точно знаю, что не люблю тебя. Не люблю сейчас и не уверена, что любила раньше… привязанность, дружба, уважение — это другое! Это не любовь! — с отчаянием она смотрела в глаза Жусса, не в силах достучаться до его сердца.

Он всё-таки не верил ей.

— Я ждал… я очень долго ждал твое возвращение. Я ждал, когда ты вспомнишь, — он покачал головой и вдохнул глубоко, так, будто ему не хватало воздуха, — Я надеялся, верил. Я верил — в нас!

— Нас больше нет, Жусс. Давно нет. Мы остались в прошлом!

Хранитель тайн покачнулся от этих её слов, отступил и будто весь сжался. Хельга не знала, что будет так сложно. Ей было жаль его, но в тоже время она не могла дарить надежду и продлевать эту пытку для них обоих. Лучше один раз испытать боль, а потом исцелиться, чем мучить себя долгие годы, не решаясь разорвать давящую душу связь. Жусс молчал, со стороны казалось, что он ушел глубоко в себя. Хельга подошла, положила ему на плечо руку, заглянула в потухшие, полные печали глаза.

— Мне очень жаль…

— Нет. Не надо, — он взял её за руку, — не жалей. Я жил все эти годы мечтой о тебе, о нас. Твои бусы, помнишь? Каждую жемчужину, я сам достал со дна, а ты смеялась и нанизывала их одну за другой, считала, сколько звезд своей любви я повешу тебе на шею.

— Ровно девяносто девять…

— Чтобы одна осталась на удачу, — Жусс грустно улыбнулся, — теперь у меня нет любви, а удача — коварная дама.

— Обещаю, что удача не отвернется от тебя, поверь, — Хельга потянулась к его губам, он ответил жарким поцелуем, не осознавая еще, почему в душу вдруг прокрался холод.

Когда отстранился — было уже слишком поздно что-то предпринимать. Хельга хорошо подготовилась к этой встрече и, догадалась перед ней выпить эликсир, который взяла у брата. Дважды в своей жизни ей приходилось его использовать, чтобы охладить пыл слишком навязчивых ухажеров. Но раньше ей бы и в голову не пришло испытывать его на Зее.

— Поцелуй забвения? — ошеломленно прошептал он, ощущая холод на своих губах, — Но зачем?

— Я не хочу, чтобы ты страдал, Жусс. Ты часть моей жизни и дорог мне, — в этот миг за её спиной раздался тихий хруст.

Хельга обернулась на звук и увидела повисший на ветке вяза свой кулон. Она поискала взглядом, но тот, кто его принес — бесследно исчез.

'Прости меня, девочка! Будь счастлива!' — теплый любимый голос, раздавшийся в её сознании, ударил сильнее кинжала. Болью сжалась душа.

Хельга сделала несколько шагов к дереву, сняла кулон, спрятала его на груди.

— Что случилось? — Жусс подошел к ней, заглянул в мокрые глаза, по-дружески обнял за плечи.

— Арлен… — тихо ответила она, смахивая слезы, — он был здесь и все видел.

— Я догоню его! — Хранитель изменился в лице и решительно двинулся вглубь сада, — Он поймет, вот увидишь.

— Не надо, — Хельга ухватилась рукой за рукав его пиджака, — сейчас нельзя. Будет только хуже.

-

Арлен винил одного лишь себя за то, что пришлось испытать несколько мгновений назад. Ни разу еще он не чувствовал себя так скверно — словно вырвали душу. Если бы в последний момент не передумал, отправил бы с поручением Векина, то возможно все было бы по-другому.

— Я сам растоптал её любовь. Сам оттолкнул! Сам! Глупец, на что надеялся?! — ругал себя маг, летя, не разбирая дороги. Быстрый бег помогал ему справиться с болью.

Барсом он пришел к Хельге, чтобы вернуть кулон, чтобы увидеть её, чтобы поговорить. Но комната встретила его пустотой. Лишь четкий след пантеры и легкий вкус магии привлекли собой внимание Арлена. Он прошел по следу и, забравшись на вяз, увидел то, что не предназначалось для посторонних глаз.

Хельга сделала свой выбор. Оставалось смириться с ним, отступить и дать ей право на счастье.

Тито плелся по лестнице, еле переставляя ноги от усталости, вслед за высоким слугой. Тот нес перед собой свечи в массивном подсвечнике и показывал дорогу. Мальчик зевал на каждом шагу, но старался не отставать.

— Вот, ваша милость, — сказал слуга, открывая перед ним высокую светлую дверь, — Ваша комната. Мы тут немного прибрали и кровать поставили другую. Вы теперь выросли да в ту бы не поместились. А так, тут все осталось прежним.

С Тито слетел весь сон, когда он переступил порог детской. Все здесь было таким, как помнилось, как снилось в тревожных снах. Длинные белые шторы слегка колыхал ветер, влетающий в чуть приоткрытое окно. Слуга сразу же подошел и плотно закрыл его створки, запрещая сквозняку хозяйничать в господских покоях. Возле окна — мягкий стул, на нем — большой белый медведь. Раньше он был одной из любимых игрушек юного наследника. Коробки и сундучки с кубиками, солдатиками, конницей так же стояли на своем месте, будто бы и не было долгих лет разлуки — Тито помнил обо всех своих мелких «друзьях», с которыми он проводил не мало времени в играх. Вместо детской кроватки посреди комнаты красовалась другая — высокая с резными ножками и спинкой. Она еще пахла свежей древесиной, видно, совсем недавно над ней закончил трудиться плотник. В углу у стены — высокий шкаф из светлого дерева, в нем, наверняка, могли найтись его старые вещи и спрятанные в потаенном углу секретики: фантики от конфет, разноцветные стеклышки, сломанный гном и тайный подарок для мамы — бусы из ярких ягод рябины. Тито подошел к шкафу, провел рукой по его немного шершавой теплой поверхности: 'Здравствуй!.. Вот я и дома', - мысленно проговорил старому другу, прислонившись к нему лбом.

— Ваша милость, помочь вам раздеться? — привлек его внимание слуга, который уже расстелил постель и налил теплой воды для умывания в таз, приготовил для наследника пижаму, халат, полотенце и мягкие домашние туфли.

— Нет. Спасибо. Теперь я и сам справлюсь, — ответил Тито, слегка улыбнувшись, — Вы идите. Поздно уже. Я сам лягу.

— Как скажете, ваша милость, — будто огорчился слуга, — Но если что, я рядом. Позвоните в колокол над кроватью, приду немедля.

— Хорошо, — согласился Тито и вдруг сообразил, что совсем не знает имени этого доброго человека. Тот уже потянулся к ручке двери, когда мальчик спросил, — Постойте, а как вас зовут?

— Ох, я же не сказал. И то верно! Простите, мой господин, — слуга вытянулся в струнку и будто стал еще выше, гордо пробасил, — Я Зим, ваш камердинер.

— Хорошо, Зим, — улыбнулся Тито. Имя очень подходило этому жилистому, светловолосому детине с темно-синими, точно морозное небо, глазами, — Я позову вас, если не справлюсь.

— Как скажите, ваша милость, — вздохнул слуга и добавил, — Спокойной вам ночи и приятных сновидений.

Едва он прикрыл за собой дверь, как Тито распахнул шкаф и, порывшись, облегченно вздохнул — все его вещи оказались нетронутыми. Приятно было окунуться в счастливое прошлое. Мальчик надеялся, что теперь в его жизни все будет хорошо. Долгое время он боялся думать о родных, боялся верить, сейчас же, зная, что его родители живы, сердце переполнялось чувствами и стучало так быстро, как никогда раньше.

Тито всегда хотел вернуться домой. Знал, что когда-нибудь это случится. Верил, что отомстит за прошлое тем, кто в этом виновен. Теперь, правда, вместо мести будет справедливый суд. И наследник хотел бы на нём присутствовать, но не решался попросить об этом отца, боялся услышать отказ. Ведь он еще мал. Одиннадцать исполнится лишь в конце следующего месяца, а на совет деймов допускались только совершеннолетние.

Тито еще раз зевнул, глаза слипались, и он решил подумать обо всем — завтра. Закрыл шкаф, умылся, переоделся в пижаму, затушил свечи и забрался под пушистое одеяло.