Морозной ночью На синих стеклах вновь мороз наметил Причудливый серебряный галун, А ночь тиха, и купол неба светел, Как будто в нем так много ясных лун. И снег на камнях улиц в искрах синих, И неумолчный говор бубенцов … В ком сердце этой ночью не застынет От холода серебряных цветов? И если есть цветы на свете краше, То не для тех горит их яркий цвет, Кто пил хоть раз из синей неба чаши Морозной ночью странный лунный свет. Старый Петергоф Вы вскользь сказали: «Старый Петергоф! Я там жила … давно, еще девчонкой…» И от простого смысла этих слов Моя душа забилась грустью тонкой. Взметнулись в ней осколки прежних снов… Вы вскользь сказали: «Старый Петергоф!: Вы помните: журчащие струи, И Монплезир, и шахматную гору… Мой Петергоф! В полуночную пору Как я любил все шорохи твои. И музыку сквозь кружево листвы, Подобную таинственному звону, А позднею порой на рандеву к «Самсону» Ужели никогда не торопились вы? И в лепете его немолчных струй Вы разве не ловили шепот дерзкий? И разве не дарил вам поцелуй Лихой поручик конно-гренадерский? Я никогда нигде вас не встречал, Теперь вы стали дороги и близки… Быть может, вам влюбленные записки Я юношей краснеющим писал? И их бросал туда, где ряд скамей Перед эстрадой струнного оркестра, В тот миг, когда маман пленял маэстро Колдующею палочкой своей. А помните старинное село С таким смешным названьем: «Бабьи Гоны»? Какой далекой песни перезвоны Названье это в душу принесло! Там собирались мы на пикники Веселою и шумною ватагой… Юнцы пленяли барышен отвагой, И в преферанс сражались старики. ………………………………………… Вы помните? О, горечь этих слов! Забыть ли то, что больше не вернется? Ведь никаким изгнаньем не сотрется В душе названье: Старый Петергоф. Рыцари Святого Духа Есть рыцари со сломанным копьем И со щитами, согнутыми в битвах… Их души — опустевший водоем, Не помнящий о песнях и молитвах. Есть рыцари чужих нездешних мест, Жрецы давно враждебного нам храма… На их щите отверженном не Крест, А красная от крови пентаграмма… Есть рыцари Железного Креста, Закрытые опущенным забралом, У них в сердцах закована мечта Стремлений к недоступным идеалам. Есть рыцари, которым имя — месть: Их сердце ко всему иному глухо… И лишь одним я жизнь готов принесть — Смиренным рыцарям Святого Духа. Их жизнь убога, мудра и проста, Душа всегда на жертвенность готова, Не на щите они несут Христа, А в чистом роднике Живого Слова… Ты, давший мне глоток Живой Воды, Смиривший сердце Истиной благою, С тобой готов до Утренней Звезды Идти оруженосцем и слугою. Четыре сонета
1. Люцифер Он пожалел нас, бедный Люцифер, У Божества из милости живущих, Поведав нам о таинствах зовущих Иных миров, иных надзвездных сфер. И Господу, не знающему мер, Великолепному в лазурных кущах, Непогрешимому из Всемогущих, Он показал дерзания пример. Но, Утренней Звездою нам мерцая, Он не дал сил отверженным от рая Упасть или подняться до чреды: Наипрезренные из всех творений — Мы только отблеск грешных озарений Непостижимой Утренней Звезды. 2. Лунатики Вы днем внимаете обычным фразам Задумчивы, печальны и бледны, А в ночь, когда на землю сходят сны, Вы отдаетесь бледным лунным фазам. Я знаю вас по песням и рассказам По былям и преданьям старины. Но разве тайну лунной тишины Осилит жалкий человечий разум? И если ваш неощутимый шаг Прошелестит над молчаливой бездной, Кто вам подаст неосторожный знак, Кто голос свой возвысит бесполезный, Чтоб, разорвав магическую нить, Небесное в земное уронить? 3. Атавизм Мой древний предок, дикий хан Тимур, Ты был для мира бесконечно страшен, Враг городов и сел, и мирных пашен, Презревший страх бойниц и амбразур. И для меня, сквозь толщу всех культур, Сквозь стены наших вавилонских башен, Не призрак ты, ты будто бы вчерашен, На боевом коне угрюм и хмур. И если жизнь пустую проклиная, Я не кочую без конца и края, Как ты, в давно ушедших временах, То твой клинок, и ятаган, и стрелы, И конский храп, и каждый подвиг смелый Я сладко знаю в быстролетных снах. |
