Стихи ни для кого I. «Я стихами говорил с тобою…» Я стихами говорил с тобою — В них не поняла ты ничего… Я склонился пред своей судьбою, И пишу теперь ни для кого. Те стихи, которые нас душат, Но которых избежать невмочь, Чтоб еще безмолвнее и глуше Подходила ночь. II. «Я их не собираюсь издавать…» Я их не собираюсь издавать, Или поштучно где-нибудь печатать, Людей я научился презирать, Ни с кем из них не говорить и прятать От их суда волненья этих строк, Косноязычный голос их невнятен. Я знаю: каждый в мире одинок, И даже самым близким непонятен. III. «Мечтал о славе — слава не пришла…» Мечтал о славе — слава не пришла. Любовь прошла, не оглянувшись, мимо. А может быть, она со мной была, Но я не рассмотрел лица любимой. И в тысяче и в двух десятках лет Значение имеют только числа: Люби, твори, гори огнем побед — Все это не имеет смысла! Фрезии Цветы называются фрезии, В России они лишь в Крыму, В них чувствую свежесть поэзии, И я их люблю потому. Деревья под снежною сеткою, — Обычный февральский наряд — А фрезии нежной расцветкою Уже о весне говорят. Их запах — смешение томности, И детской поры леденца, Нескромность девической скромности, Томительно ждущей венца. Они, как весна, легкокрылые, Хоть нет еще солнца, увы. И яркие, теплые, милые, Как солнце, как счастье, как вы. «Ты одна… мечты… вино на полке…» Ты одна… мечты… вино на полке, Книга об Италии с тобой. Я, как пленный зверь, мечусь в светелке, Подгоняемый своей судьбой. У тебя и у меня — сугробы За окном и дали голубы… Хорошо бы, знаешь, хорошо бы Убежать в сугробы от судьбы! Так бы взять и выпить эту снежность, Остудить и заморозить грудь… Чтобы неоправданную нежность Бурей, мглою, снегом захлестнуть… Чтоб она, под тяжестью обвала Застывала синей глыбой льда, Не любила и не согревала Никого, нигде и никогда. «Ты сидишь, своим убита горем…»
Ты сидишь, своим убита горем, Я своим, но дружбу сохраня Помолчим, поговорим, поспорим У колеблющегося огня. Восковая свечка оплывает, Он приятней — этот полумрак, Тем, кому чего-то не хватает, Яркий свет не нравится никак… Не чего-то, а больней — кого-то Не хватает, от всего уйдя… Так тебе — ушедшего заботы, Мне ж давно не достает — тебя. Потому что только лишь тобою Много одиноких лет я жил… Все, что мне даровано судьбою Я в мою любовь к тебе вложил. О, как пусто, жутко, бестелесно Это кресло влево от меня… Кто на очереди — неизвестно… Но за то, что жизнь неинтересна, Милый друг, не обижай меня. 1966 Весна Пришел конец морозного каприза, Казалось нам — нет холоду конца… Домой уже вернулась Мона Лиза, За океаном покорив сердца. И март, как Джиокондова улыбка, — То холодом повеет, то теплом. Нависло небо призрачно и зыбко Венецианским голубым стеклом. А ветер, косолапый, неуклюжий, То резкий шквал, то легковейный бриз Подсушивает уличные лужи, И с гор лавины сбрасывает вниз. Какого ждать нам от тебя сюрприза? Согреешь нас иль будешь холодна, Как улыбнувшаяся Мона Лиза, Всегда непостоянная весна? «Ни чинов, ни орденов… А просто…» Ни чинов, ни орденов… А просто Жил-да-был такой-то имя-рек. Ведь речей и пенья у погоста Не услышит мертвый человек. И вдове, окаменелой в горе, Все кругом, как будто сон дурной: Два или пятнадцать певчих в хоре, Все равно… зимой или весной. Отслужили, опустили. Слово Сказано. Неважно, как и кем. Вдовий траур смят. И обцелован Скорбный рот. И взгляд стеклянно нем. Отошли… Нависшая минута Вдалеке не так уже гнетет… За оградой кто-то и кому-то Рассказал последний анекдот. Жизнь опять вступила в круг привычный, Погасив видение Креста, Потому что, ведь она цинична, И бесчеловечна, и проста! Мало дела ей, что стынут веки У вдовы, что умер имя-рек… Так уходит каждый, и навеки, И святой, и грешный человек! |
