Казачья песня Топают подковушки, мнут траву несмятую, Горечью полынною пахнут степь и даль… Ты меня, любимая, в тихий час заката Провожала из дому, затаив печаль. Навеки запомнил я хату с вишней белою, Где сдержал я поводом на маху коня, Как пожал дрожащую руку загорелую, И в поход отправился, слов не пророня. Не щеми ты сердце, да горечью отравой, Сотня в степь втянулася, справа по шести… Под казачью песню, за казачьей славой Топают подковушки… Милая, прости! Единственная нежная Мы встретились с тобой, последний раз, быть может Наверно для того, чтоб разойтись совсем. Пусть счастье прежних дней при встрече не поможет, Но все же, милый друг, не говори: зачем? Единственная нежная, единственная милая, Пусть краткий миг любви неповторим, Но сквозь огонь страдания Светлы воспоминания, Давай с тобой о них поговорим! Хотя бы потому, что это счастье было, Его не зачеркнуть, страдая и скорбя, Хотя бы потому, что ты меня любила, Хотя бы потому, что я любил тебя! Единственная нежная, единственная милая, Пусть краткий миг любви неповторим, Но сквозь огонь страдания Светлы воспоминания, Давай с тобой о них поговорим! Стихотворения разных лет, не вошедшие в мюнхенское издание 1976 года Из сборника «Снежная месса» (Рига, 1925) «По панелям, обложенным снежною ватою…» По панелям, обложенным снежною ватою, Я устало брожу, чужеземный пришлец, И под жизненной пестрой и грубой заплатою Прячу сердце, познавшее, тайны сердец. Пусть я стянут нелепой пиджачною парою — Смутной памятью, спящей в глухих уголках, Помню землю, такую же старую, старую, Как пергаментный свиток в дрожащих руках. Землю, полную радостей древне-языческих, Где я был не бродягой, не знающим кров, А жрецом, восхваляющим в песнях ритмических Бесконечную мудрость и щедрость богов. И так больно припомнить дорогами талыми, Что когда-то давно, до Рожденья Христа, Я любил, не терзаясь колючими жалами И не шел добровольно на гвозди Креста. Пасьянс
В глупом пасьянсе равнодушные карты Случайно столкнулись, чтоб смерть предречь: Вы так задумали, загадали в марте Скинуть тяжесть земную с усталых плеч… Вы бросили карты, сжав холодные пальцы, Улыбнулись грустно предстоящей весне… И, конечно, не вспомнили о хмуром скитальце, Вы, верно, забыли, что так дороги мне… Но вы не уйдете так скоро навеки, Хотя и вышли все четыре туза … У вас холодные льдинки — веки, Но теплы любимые мной глаза… Неизвестной Если сердце больно сжато безысходною тоской, — Пой о Солнце, пой о счастьи, об улыбке чьей-то пой. Если ночью снятся тени, если кровь сосет вампир, — Не склоняй свои колени, будет утро — будет мир. Если друг тебя покинул близкий, нежный и родной, Пой о дружбе, не ушел он, не забыл он, — он больной. Если бросил он упреки в том, что ты порвала нить, — Пусть слова его жестоки, — чувства им не изменить… Если сердце больно сжато бесконечною тоской, — Сохрани былое свято, пой о Солнце, вечно пой… Если ж солнечные дали не волнуют больше грудь, — Пой про лунные печали, но рабою их не будь. Снежинки Вы протянули мне снежинки, Сказали тихо: — Это вам. И, чуть заметные, смешинки В губах змеились по углам. И подавив свое смущенье На вас я поднял хмурый взгляд, Но мне хотелось в то мгновенье Вернуть все прошлое назад. Я вам ни слова не ответил, И не отвечу никогда, Но в сердце трепетно отметил Снежинки ваши навсегда. Итоги I. «Я окрылен, я облачность мятежных настроений…» Я окрылен, я облачность мятежных настроений, Я устремлен наверх, в небесные луга… А ты волна, — ты трепетность любовных омовений, Но не моей земли ты моешь берега… Я окрылен, я облачность и только отразиться Могу в твоей волне — и в ней оставить тень… Но есть закон, — оторванность, — я не могу спуститься Вниз, в глубину волны, ни на одну ступень… II. «Я не буду твердить: нет в любви озаренности…» Я не буду твердить: нет в любви озаренности, Отражения Солнца в волне; Просто в первой задумчивой-робкой влюбленности Мы любви не знаем вполне… Я не буду твердить: нет в любви устремления Без звериного бунта в крови… Просто души не в силах уйти от сомнения, Просто нет никакой любви. |
