«Господи! С нашей ли верою…» Господи! С нашей ли верою Входить в другие миры? Этой ли ношей серою Пачкать Твои шатры? Пустишь, рожденных вьюгою? Примешь одетых дерюгою, Туда, где горят костры? Мы же убогие, пьяные, Оставим следы лаптей Там, где цветы осиянные, Снежинки Твоих Страстей? Мы — ж это те топоры, Крест Твой тесавшие, серые… Мы же и Ясли с Пещерою Создали с древней поры… «Огоньки, как звезды на пути…» Огоньки, как звезды на пути. Дальние гудки, свистки и звоны. Поезд скорый должен здесь пройти. Что ему за дело до влюбленных? Помню я высокую трубу Укрощенного стального зверя, И не раз ему свою судьбу Поручал я, в будущее веря. Нес меня он к пажитям войны, Уносил обратно к тихим зорям. Видел я поля родной страны В радости, в несчастьи и в позоре. И теперь сюда меня привез, Наказав в чужой стране беречься… Вот под этот самый паровоз Так светло и радостно улечься! «Сильному — мощь водопада…» Сильному — мощь водопада, Слабым — глухая гать. Нищему скальду надо Каждому нежно лгать. Лгать, чтоб томимые жаждой Солнечный пили Свет, Лгать, потому что не каждый Сын Голубых Планет. Если ж почувствовать можно Эту Господню весь Как же тогда ничтожна Зависть к счастливым здесь! Редкому Божья рассада В жизни расцветит гать… Значит, смириться надо, Губы сомкнуть и ждать. Александр Ли (Перфильев) Стихотворения из сборника «Листопад». Вторая книга стихов (Рига, 1929) «Если днем тоскливо мне и глухо…» Если днем тоскливо мне и глухо — Ввечеру не закрываю ставни, И тогда приходит ночь-старуха Рассказать о были стародавней. Припадая тихо к изголовью, Принося с собою лип цветенье, Нежность небывалую сыновью Пробуждая трепетною тенью. А когда рассветный луч забрезжит, Прикоснувшись неба кистью тонкой, Оставляет ночь — седая нежить — Осужденного на жизнь ребенка. «Опять в зеленых шапках тополя…»
Опять в зеленых шапках тополя, Приятна тень от старых лип разлапых, В июльский вечер их медвяный запах Вдыхать люблю я, память окрыля. Не о степных просторах ковыля, Не о Руси равнинной на этапах, Не о верблюжьих неустанных лапах, Измеривших Монголию, пыля. На отблески полупогасших дней Моей большой и путаной дороги — Не женщины любимой профиль строгий — Встает иное в памяти моей! Дворцы, ажур моста, Невы изгиб, Взнесенный в небо шпиль адмиралтейский И золотистый от цветущих лип Задумчивый бульвар Конногвардейский. «Я слишком устал для того, чтобы снами…» Я слишком устал для того, чтобы снами Дневные ошибки загладить… Я слишком был верен, чтоб новое знамя К склоненному древку приладить. Я много измерил земель необъятных, И земли те слишком чужие, Не им обезличить в речах непонятных Священное слово — Россия. Я слишком вкусил от пожарищ и дыма, Чтоб мирную жатву постигнуть. Я слишком любил — чтобы Новое Имя На щит почерневший воздвигнуть. Плотовщики Измызганные лапти на панели… Привычны спины, — согнуты в веках… Армяк в заплатах, лица загорели, В них серая, сермяжная тоска. Они идут спокойно безучастны, Неся свои котомки и крюки, Моей Руси — не белой и не красной — Покинутой Руси плотовщики. Брезгливо смотрит чужеземный город, Бегущий за мечтой культурных благ, На распахнувшийся посконный ворот, На косолапый, неспешащий шаг. Да, этот город слишком накрахмален, Закован в сталь своих условных пут, Чтобы понять, как тяжкий путь их дален, Чтобы постичь нечеловечий труд. И не понять готическим соборам, Хранящим пыл в молчании веков, Унылых песен, спетых дружным хором Оборванной Руси плотовщиков. Илья — Пророк Илья-Пророк коней своих вознес И бешеным движеньем их исполнил; Из-под его стремительных колес Взметнулись вихри и извивы молний. И небо развернуло темный зев, Дорогу уступая конским грудям… И хлынул дождь, как древний знак, что людям Еще дана надежда на посев. |
