«Опять оно колдует и смеется…» Опять оно колдует и смеется, Чему-то радуется Рождество, Не думая о том, что не вернется Ничто, нигде, никак, ни для кого… И для меня и этих свечек пламя, И этот снежный за окном сугроб — Как те цветы, любимыми руками Мне равнодушно брошенные в гроб! Скворчиха Почтовый ящик на воротах. Тихо Шумит сирень под ласковым дождем… А в ящике свила гнездо скворчиха, И ждет птенцов… Мы никого не ждем. Достроен дом. Сейчас он тихий, сонный, И дождь, чтоб сад скорее расцветал… Пожалуйста, напомни почтальону, Чтоб больше писем в ящик не кидал. Да, он теперь стал настоящим домом, — Березки, елки, липа под окном… Открыт он настежь всем друзьям, знакомым, Они приходят. Только… мы не в нем. Скворец поет тревожно на рассвете, Ждет червяков, в гнезде нахохлясь, мать. У почтальона тоже дома дети, С улыбкою он будет в дверь стучать. Приходят письма. И читать их буду, В далекую чужую жизнь смотреть. Да, письма будут, только не оттуда, Откуда бы хотелось их иметь. Ответим: о здоровье, о погоде, О мелочах покоя и труда… Лишь «ниоткуда» письма не приходят, Как и нельзя ответить «в никуда». Понятно все. Проходит время тихо, И так же остановится оно… В апрельский день нам принесла скворчиха Последнее о радости письмо. Лаконические строки Мыслей и чувств — неуклонное таянье, Быстрый поток, не уймешь, не прервешь, — Пропасть, неверье, безумье, отчаянье — Если бы сознанье, если бы раскаянье… Но и раскаянье… явная ложь! * Я знаю — ничто в этом мире не ново, И вот, на глазах точно будто короста. Так лучше, чтоб вовсе не видеть земного, Ненужного, дико-иного, смешного… А что ж, наконец, тебе нужно такого? Мне? Нет, ничего… разве, может быть, слова, Другим непонятного, даже пустого, Что сказано вдруг и правдиво и просто! * Черствеет хлеб, но он и черствый — пища, И бедный за него благодарит. Но в черством сердце ничего не сыщешь, Оно ничем тебя не озарит. И те, которым отдал до предела Все то, что мог, и даже сверх того — Когда у них душа окаменела, И имени не вспомнят твоего. Весенняя сюита
У двери в сад я встретил вас опять. Весна в цвету, как в григовской сюите. Я вам сказал: «Хочу весь мир обнять»! «Меня — вы отвечали — обнимите!» Я не успел осмыслить этих слов, Звучавших странно: в шутку и серьезно. Но кверху — дробный топот каблучков, Дверь хлопнула — и все затихло. Поздно! Пусть вы не мир, а только лишь его Неизмеримо малая частица, Ведь можем мы, и не обняв всего Чрез малое — к большому приластиться. А мир с его холодной красотой, Легко обнять за мраморные плечи. Но вас, такой любимой и простой Обнять не мог ни до, ни после встречи. «Ни нежности не жди, ни страсти…» Ни нежности не жди, ни страсти, Все это только мишура Перед таким огромным счастьем, Как отошедшее «вчера». Но все же каждый верит в лепет Невнятных слов и полуснов, И лживый мир напрасно лепит Из развалившихся кусков. Раисе Ивановне Лебедевой Вы розы любите… а розы скоро вянут… Так хорошо распустятся сперва, День постоят, а может быть и два, И красотой недолгой вас обманут. Но в этом мире, где ничто не вечно, Не подражайте розам, и для нас Останьтесь милой, молодой, сердечной, Очаровательной, какой мы любим вас! 1960 «И этот вечер взят судьбою…» И этот вечер взят судьбою, И оборвался, словно нить, Но даже без тебя, с тобою Я долго буду говорить… И мне не словом и не взглядом — Душой ответит твой астрал На то, что я, с тобою рядом, Хотел сказать — и не сказал. «Чем больше встреч — тем ближе и дороже…» Чем больше встреч — тем ближе и дороже Вы для меня становитесь, мой друг, И как ценю я — как ценю, о Боже! Пожатье ваших нежных, милых рук. И все, за что душа моя боролась, Что я любил, что я вложил в рассказ Все перешло вот в этот милый голос, В сиянье этих ваших русских глаз! |
