О розе, обратившейся в сонет Виктории Григорьевне Мондич, с благодарностью и симпатией Стихи и розы в нынешние дни Созвучны сердцу чудаков немногих… Средь современных радостей убогих Кто ценит их? Кому нужны они? Но ваша роза — алые огни — Протянутая жестом королевы Поэту, позабытому, в тени, — Какие в ней волшебные напевы! И если даже жест был ради жеста, То красота осталась красотой, А роза — воплотившейся мечтой, Которой в жизни не осталось места… Но этот жест был оценен поэтом, И роза возвратилась к вам сонетом. 1969 «О них — о вас…» О них — о вас Невольники судьбы… Не тех, сейчас Растущих, как грибы, Соцреализмом Запрудив печать… Хочу… о тех, Кто вынужден молчать. Не всяк из них Синявский, Даниэль… А кто притих, Кто сник, забился в щель? Кто не нашел Ни капельки тепла? Кто пишет в стол… А если… нет стола? Диккенс Ввечеру, когда чайник поет, И плиты накаляется круг, В мою комнату Диккенс войдет, Молчаливый, внимательный друг. Со двора через шторы — лучи, Там луну обнимает мороз, И стрекочет сверчок на печи — Впрочем, нет, не сверчок, а склероз. Одиноко мое Рождество, И поет мне морозная мгла: Ты не жди никого, ничего, Крошка Доррит у нас умерла… «А май все тот же. Только мы не те…» А май все тот же. Только мы не те. Спадают вниз лиловые сирени В своей совсем ненужной красоте Коротких и обманчивых мгновений. Она пройдет, сиреневая муть, Слетит с кустов сияющее пламя, Нам остается только вниз взглянуть Холодными, спокойными глазами. И затоптать лиловую метель, Как топчем все, что в сердце отзвучало, Пока еще не убрана панель, И новое цветенье не настало! «Благодарю за дружескую нежность…» Благодарю за дружескую нежность, О, если б знали, как она бодрит! Она смягчает боли неизбежность, Пред нею все тревожное молчит! В ней чувствуешь всегда руки пожатье, Хоть не любимой, но такой родной, И вспоминаешь цвет и шорох платья, Как остро может вспоминать больной. Любви не надо, мы любили много, И тех и тех, неведомо, за что. В любви есть ревность, ревность в смерть дорога, А в нежности все тихо, все от Бога, И вы нежны, спасибо вам за то! Новый год
Еще стреляют где-то вдалеке, Но погасают фейерверков брызги, Смолкает шум в соседнем кабаке, И музыки назойливые визги… Вот Новый Год пришел из кабака, И развалился, пьяный, пред рассветом, Но зря его художника рука Рисует ангелочком неодетым… Он не младенец, нет, наоборот, Опять заплачут матери и вдовы, Он много горя миру принесет, Пока ему на смену не придет Еще старее и страшнее — новый! «Хотя давно к природе мы глухи…» Хотя давно к природе мы глухи — Да и природы голос тих и робок, — Люблю, когда весною петухи Поют среди асфальтовых коробок. Они певцы ветхозаветных дней, Вражды не знавших и политиканства, И все, что полагается весне, Носило отпечаток постоянства. Но то была не косность, а покой, К прогрессу не мешавший нам стремиться, Не лучше ль было в тишине такой Любить и петь, работать и учиться? Теперь мы отошли от тишины, Преодолели все — пространство, космос, Но в глубине души осуждены На пустоту, неверие и косность. И поднимаясь к звездам и луне При помощи тончайших вычислений, Не знаем мы рожденных в тишине Крылатых дум и чистых вдохновений. И вот теперь, когда весна пришла, И все вокруг оделося зеленым, На Пасхе мне звучат колокола Не радостным, а похоронным звоном. «Вы вопросы себе задавали…» Вы вопросы себе задавали, Восхищаясь бессмертием строк: Был ли Пушкин счастливым? Едва ли… В наше время — Ахматова, Блок? Города разрушавшее Слово Останавливать время могло… Только слово из уст Гумилёва, Ты до Синей Звезды не дошло! Что же: выводы очень жестоки: Как душою, поэт, ни криви, Никакие бессмертные строки Не заменят нам смертной любви! |
