7. ПОДКОВЫ КОНЕЙ Тот цокот боевых коней уже далек. Каменья в пыль, а сердце в кровь стоптавши, И я прошел, как все на свете, там же — Следами стоптанных дорог. Следами стоптанных дорог Прошел и я, отставший и усталый, И встретил на распутье, запоздалый, Межвременье распутиц и морок. Межвременье распутиц и морок Я полюбить хотел и полюбить не смог — Златая смурь и бабья дурь к тому ж оно. Так бьется в разума не сдавшийся порог Неугомонных дум моих поток. Густою кровью сердце перегружено. 1926 Перевод В. Максимова 8. ПАПОРОТНИК Как древний перстень — месяц-белозор, А облака — как сновидений стаи. И вижу я: нисходит, замирая, Языческая ночь на черный бор. Дым полуночных жертв плывет в простор, Немым богам жрецы несут, вздыхая, Сыры и мед — дары родного края, Торжественно ввергая их в костер. Языческая ночь таит обман. С озер струится призрачный туман, И папоротник вспыхнул на полянке. И — на омытый росами майдан — Выходит юный хоровод древлян… О, славные славянские веснянки! 1926 Перевод П. Железнова 9. ЛЮБИСТОК Тень под глазами от ресниц синее, И поцелуем грудь обожжена. А он в седле. И, жаркой гривой вея, Конь ускакал. Любовница — одна. Вдали дымят пространства перед нею, Но вот и пыль уже едва видна. Настанет время, — в сумерках темнея, Домой ребенка принесет она. Проплачет он недолго в доме том, В саду взойдут над свежим бугорком Любви цветок и мята молодая… Она ж с мотыгой и серпом Уйдет в поля, в ночи и днем Не зная, от кого, но вести ожидая. 1926 Перевод Н. Ушакова 10–12. РАЗРЫВ-ТРАВА 1 Сырая ночь земли, тумана, трясовицы, Как колдовской цветок, раскрылась и цветет, И, сброшенна с небес в песок, на дно криницы, Звезда, как рыба, плавниками бьет. Дух мяты, ветлы долиною струится И пышно по-над травами плывет Стенанье самки, что во сне томится, Чье целомудрие — как скорби гнет. Где в сумерках пустынных котловин, Набухший влагой, тяжестью кровин, Цветок тирлич потайно расцветает,— Качнув камыш, причалил тихо челн, И голос девы, тяжкой страсти полн, Чутьем ночей звенит и улетает. 2 Пред полночью земля затосковала… Тень ездока шатается в реке… Конь, вздрогнув, стал. И пена засверкала, Вскипая, на чеканном ремешке. Измучен конь. Но всё ж ездок усталый Упрямо наклоняется к луке… Поводья, обведенные кораллом, Казак зажал в натруженной руке. Кривою пляской сумеречных чар, Плетя узор, пылая, как пожар, Над лесом поднялось девичье пенье… Сошел казак. И заплутал во мгле, Где в дивной тишине проходят по земле Великолепные немые тени. 3 Кончается ночей прохладных половина, И круглых звезд дозрел богатый урожай, В чарованных лесах ты, дева, ожидай Себе могучего и радостного сына. Как кубок пенистый, пролился через край Густых и влажных слов тяжелый запах винный, Порвала на груди своих монист рубины И гостю пришлому докинула розмай [29]. Отдала всю любовь, когда померкнул свод, Упав на мураву и чресла раскрывая. Впивая яростно росу и горький пот. Потом приподнялась. Пошла в туман. И вот Покорный отзвук шлет вослед, мерцая, Прощальный тихий клич и дальний рокот вод. 1926 Перевод Э. Багрицкого 13. ОСЕННИЙ ПУТЬ
Осенний путь, сырая мгла кудлата, И в тишине скрипит понурый старый дуб, И листья дня, увядшие заплаты, По крышам стелются ободранных халуп; Мы близ села присели в час заката На граб поваленный, он был и гол, и груб… И скорбь везде, и скорбь я вижу ту ж У серых ям, покрытых рябью луж. В полях туманных бился день в тревоге, Была тоска, хоть душу прострели, Сжимала грудь. И шли мы по дороге Среди пустынной, сумрачной земли. Воз тарахтел, и путь лежал пологий, Вспухал туман в полях забытой конопли. И ветра шум кругом, и шелесты кругом — На пустоши полей и на холме лесном… Откуда ветра нищенские речи, Откуда прилетели к нам они? И гасит тусклый и холодный вечер Надежд еще горящие огни. Мечты моей опущенные плечи, На вас печаль и горести одни… Ныряет раскрыленно с вышины Суровый ветер отзвуком войны. Он боевой мне слышится трубою,— И шаг бойцов я вижу в дальний день, То гул и шум ветров проносят надо мною Оруженосную годов недавних тень. Души тревогу не унять покою Близ этих тихих деревень, Как только вспомню я и вижу эту высь, Где струи дыма с вихрями сплелись. То — дым боев, жестокий дым пожарищ, Когда гудела степь приливами атак, Когда о ребра сердцем сильно ты ударишь И сердце бьется верно, как товарищ, Что слова «страх» не может знать никак. И ты идешь, а сгусток сердца — он Восторгом так набит, как порохом патрон. И вот теперь лишь ветер мчит, качая На сердце поросли тех перезревших мук, Да в далях стелется и тянется без края Разомкнутый путей тяжелых круг. Иду, иду, а вроде бы не чаю, Что мгла сырая застилает луг, Что на полях голодных так горька Пустая осень, голая тоска. Нужна ли боль моих чуть видных ранок, Ничтожная усталость и надлом? Я брежу: конь подходит спозаранок Ко мне с военным, с боевым седлом, И дерзновенный стяг лихих тачанок Багрянцем ясным реет за бугром. Стереть не может ветер вечный след Тех незабвенных, вдохновенных лет. Я твердо знаю: не стереть, поверьте, След этих лет, проведенных в бою. Великих лет походов, битв и смерти В сердцах людских сотрешь ли колею? На лицах старых воинов теперь те Следы благоговейно узнаю. А каждый след — ожог ли, рана, шрам — Зарубка давних подвигов и драм. Дивлюсь: на лицах мужественных где-то Я вижу трепет, губ тревожный взмах… Еще таится зарево рассвета В глубоких их, всевидящих глазах. Особая на лбах склоненных мета — Тот трепет бьется, словно крылья птах, О, знаю я: не каждому в пути Тот трепет, словно знамя, пронести. Дороги не звенят, и вдаль уже умчали Коней летящих, дерзких табуны, А я отстал, меня не подождали, Теперь попробуй вымчи, догони И прикажи, чтоб грустно не молчали Тут нивы, что дождем окроплены! Нет, то прошло, в пути лишь брезжит свет Былых боев, пожаров и побед. Лежит туман. Кричат сурово луни В нахмуренных полях, где меркнет свет. Веревкою свяжи оборванные струны, Сдави петлею боль, ненужный этот бред. На знамени твоем, на знамени Коммуны Нет слов неверья, слов бессилья — нет! Огни в степях цветут. Туман — по грудь. Огни вдали. Счастливый дальний путь. 1926 Перевод С. Ботвинника |
