А журавли летят, летят, То прямо, то чуть-чуть правее. Они, наверно, не хотят Расстаться с родиной своею! 1977 * * * Не сойтись весне и осени, Разная у них ретивость, Непохожи полномочия, Велика несовместимость! 1977 * * *
Когда грустят седые, С тоской в окно глядят, Смеются молодые: — Да ну их! — говорят. Что мне сказать осталось Не помнящим родства? Вас ожидает старость, Она уже близка. Что с вами будет дальше? Известно без наук: И вас пошлет подальше Не очень умный внук! 1977 * * * Уходит лето, как печально это! Уходит жизнь, печальней во сто крат. Знакомый клен сегодня в час рассвета Открыл сезон и начал листопад. Казалось, что оркестр печальный грянул И звуки звонко взрыли синеву, Когда сорвался с ветки лист багряный, Закувыркался, тихо лег в траву. Еще листок… еще листок сорвался И медленно спланировал в кусты. Не с этого ли в поле конь саврасый По ветру громко гриву распустил?! А листья все летели, и кружились, И падали безмолвно в мягкий мох. И под своим родителем ложились, И слышался в лесу усталый вздох. Клен милый, каково тебе сегодня, Когда ветра холодные трубят? Могу ли я сочувствием сыновним Хоть капельку обрадовать тебя? 1977 Вятская гармонь А. Сапожникову, конструктору вятских гармоней Мне подарили вятскую гармонь На фабрике, в большом поселке Ганино. И я ее привез к себе домой И никому не дам на поругание. Ни модному стиляге москвичу И ни шуту эстрадно-безголосому. Не трогайте! Она не по плечу Таким, как вы, прошу вас по-хорошему! В малиновых мехах горит заря, Начну играть, и в дом войдет раздолие, И оживает вятская земля, С которой я знаком и даже более. Я полюбил ее простых людей, Бесхитростных, душевных, разговорчивых. Мне так близка печаль ее полей, Крик журавлей, отлетом озабоченных. Звучи, моя гармонь, и озоруй, Захлебывайся голосом неистово, И песенную силу мне даруй, Мне без нее и дня в боях не выстоять! 1977 * * * Ты говоришь, я примитивный И прост мой песенный мотив. Послушай, критик мой ретивый, А солнце — тоже примитив? А дождь над крышею ребристой, Что всех в укрытие загнал? А ландыш этот серебристый, Что Лермонтова вдохновлял? Глухарь токующий на ветке, Глоток воды, ржаной ломоть — Все примитив? Оставь наветы, Тебе меня не побороть! Я — жизнь! А ты сухая схема. Да надоел ты — отвяжись! Тебе была бы только тема, А мне была бы только жизнь. С грачиным граем над бродами, Где зябнут вербы нагишом. Где зарево над городами Как свет зари над камышом! 1977 Алексей Фатьянов Детинушка — сажень косая, Ну, словом, русский богатырь, Шел полем, в борозды бросая Литые зерна доброты. Он был и сеятель в пахарь, И сказочник и фантазер. Он заливался звонкой птахой У русских речек и озер. Он, как ребенок, был наивен, Доверчивый был и простой. Не потому ль к нему равнины Просились в душу на постой?! Не потому ли в сердце песня Жила, как в гнездышке своем. У нас сегодня день воскресный, Давай Фатьянова споем! 1977 Две матери Две матери живут на белом свете. Двух сыновей на белом свете нет. Для матерей они как были дети, Так и остались ими с давних лет. Одна Мария, а другая Анна. Две матери, избранницы земли. Нет сыновей, но славой осиянны Два имени в космической дали. |