И слушают сердца людей живые Признания влюбленных в землю птиц. Не соловьи — посты сторожевые И часовые песенных границ! Дозорные моей большой державы, Доверенные чувства и любви. Стою у Соловьиной переправы, Где шли бои, бушуют соловьи. 1966 * * * Около леса не вижу подлеска, Это, по-моему, ненормально. Тут ему самое, самое место, Чтобы расти и шуметь беспечально. Чтобы под смелой защитою старших Двигаться вверх, синеву раздвигая, Крон государственных и патриарших В зрелую пору свою достигая. Где же подлесок? Ну, как это можно? Бор как не слышит, стоит бессловесно, Шепчется старый тревожно, тревожно, Словно стена обрываясь отвесно. Слышу и вижу, как бор беспокоен, Как его давит тяжелая дума. Рядом — ужели он в этом виновен — Нет молодого зеленого шума! 1966 * * * Я был в печали, я смирел, Молчал, как церковь вековая, Тебя увидел — и свирель Опять взялась за воркованье. Воркуют голуби, вода, Автомобильные моторы, Натянутые провода И даже дальние просторы. Земля воркует, зной поет. В истоме дремлющих растений Басовую струну берет Сердитый шмель, садясь на стебель. И я пою, и ты, мой друг, А с нами вместе вся Россия, И стелется зеленый луг Под ноженьки твои босые. 1966 * * * Те фиалки, что ты сорвала, Принесла и на стол мне поставила, Скромно-скромно глядят со стола, Скромность в их поведении — правило. Не кичатся они красотой, Лепестки их чуть-чуть фиолетовы. Как они хороши чистотой, В мире что-нибудь есть выше этого? Нежность, женственность, скромность, покой — Все фиалке природой даровано. Как вчера ты своею рукой К ним тянулась, была очарована. Сквозь ореховые кусты Пробираючись полегонечку, Ты к груди прижимала цветы И несла их в лесу, как ребеночка. Твой букет на столе не завял, Не утратил лесной своей свежести. Ночью я у него узнавал: — Что с царевной моей? — Спит и нежится! 1966 * * * Наш лес не дремлет, не заснежен — Шумит, плывет, гребет листвой. Я около тебя, я нежен, Я неизменно только твой. Ты помнишь первую поездку? Какой костер мы жгли тогда! Кто нам опять прислал повестку Явиться именно сюда? Шмель этот или та березка, Что, прижимаясь к деревцу, Узнала нас, стоит, смеется И тянет веточки к лицу? Я думаю, что вся природа Не пожалела нам отдать Лучи, и ласку небосвода, И луговую благодать. Над нами синь, и беспредельность, И неизведанность глубин, И нерастраченность, и цельность, И музыка большой любви. 1966 * * * Ты уехала, стало грустно, Одиноко и захолустно, Пруд подернулся серым холстом В одиночестве холостом. Как мои невеселые мысли, Облака над землею нависли, Так им стало печально внизу, Что они уронили слезу. И тебе, дорогая, наверно, Стало так же печально мгновенно, Над тобою и надо мной Грусть прошла обоюдоволной. Значит, наши душевные токи В одиночестве не одиноки. Их связала природа рукой Воедино, как Волгу с Окой! 1966 * * * Ты любишь море. Ты царевна моря, Стоишь, с волной высокой споря, Я счастлив: ты не знаешь горя, Я счастлив: мы с тобою двое, И есть на это наша воля, И нас благословляет море. Наполнен берег легким шумом, А горы все в зеленых шубах, А солнышко уже проснулось И лучиком тебя коснулось, И вся ты, словно цвет граната, Пыланьем утренним объята. |
