Как жил, скажи, как ближним помогал? Вступал ли в бой с неправдой рукопашно?» — «Не очень!» — «Вот теперь ты не солгал, Ты ближе стал, и мне с тобой не страшно. Врагов ты нажил?» — «Нажил». — «Кто они?» — «Глашатаи наживы и корысти».— «Так, так, но только, боже сохрани, Не соскользни на тропку общих истин. На мельницу не лезь, как Дон-Кихот, Абстрактного врага не числи в списках, Материя сия не для стихов, Она, мой друг, расплывчатая слишком. Что с женщинами было?» — «Было все! И счастье и несчастье — горек опыт, Как дизель дюжий, это колесо Всю жизнь вертел я, подневольный робот». — «Да, правда эта слишком солона, Она отвесней и прямее кручи, Но ты, надеюсь, понял, что она, Одна она, быть может, нас и учит. Спасибо, ты мне правду говорил! И черною неправдой не обидел!..» Ни скрипа двери. И ни шума крыл, Как не было его! Но я то — видел! 1978 * * * Читатель! Будь поблагосклонней, Коль слишком гордый, чуть нагнись. Писал я это под Москвою, В саду, под яблоней анис. Под шум ветров, под звон капели Я эту книгу создавал. Мне много иволги напели, Мне много лес наколдовал. Мне много люди насказали, А я всю жизнь людей люблю. Пегас! Приехали. Слезаю. Вот сено — ешь! А я посплю! 1978 СТЕЖКИ-ДОРОЖКИ Академик Королев Он очень волновался накануне В глухом и неизвестном Байконуре. Час новых испытаний наставал, Он жизнью человека рисковал. «Конструктор, теоретик, академик, Как высоко значенье этих слов. Но тот, кто на себя скафандр наденет, Рискует больше», — думал Королев. Ударив в землю огненным копытом, Ракета отделилась от земли И очутилась в космосе открытом, В неведомой космической дали. По всей Земле воскликнули: — Запущен! — И замер в ожиданье род людской. Что день готовил нам грядущий, Не знал ни академик, ни герой. Не падать духом! Люди, не скорбите, Жив человек, который на орбите, Не превратился он в седую пыль, И это не утопия, а быль. Он жив! Он на земле уже — Гагарин,— Ликуют люди, радость через край. Конструктору счастливый день подарен, Улыбка Юры солнечна, как май. Теперь мы говорим: — Дорога в космос. Она — реальность. Кто ее торил? В уме ее прикинул Циолковский, А Королев на деле сотворил. 1979 * * * Корни песни российской ослабли, Нет мне горше, чем эта, утрат. Шептуны из безликих ансамблей Микрофонят со всех эстрад. И откуда такая безликость, Безголосье, бездушье порой? Люди добрые, привезите Песню поля и русских берез. Песню подвига и простора, Русь, по-прежнему затяни, А не то мы разучимся скоро Петь, как пели у нас искони. Неужели и дальше так будет? О, какой это страшный удар, Если русскую песню погубят Под глумленье и хохот гитар. 1979 Самопародия Десять девушек сидели На заборе общежитья, Маня, Таня, Тоня, Соня, Нина, Зина, Тося, Фрося, Агриппина, Акулина, Ровно десять — как отдать. Вышел Боков с балалайкой, Девки дружной, тесной стайкой От забора отскочили И поэта заключили В тесный круг — и ну страдать! Десять девушек пылают, Охи, вздохи посылают, Сразу десять завлекают И на чувства намекают, Видит бог, что это так! Но поэт не зазнается, В нем влюбленно сердце бьется, Он играет, он смеется, С языка частушка рвется, Он девчатам признается: — Если б критики вот так! 1979 Ребята с БАМа Видел я триста ребят в штормовках, Встал и спросил их: — За чем остановка? — Не остановка! Откуда вы взяли? Или оттуда, что мы на вокзале? Мы нынче вечером будем на БАМе, Будем строить, пойдем за грибами. На берег вытянем чудо-тайменя, Кончим работу — затеем пельмени! |
