Ходят девушки к чистой Росыньке В платьях белых, как лилии в заводи, Вот одна оступилася: — Господи! Ой, девчонки, меня кто-то за ноги! — Это клевер, дуреха пугливая, Ну-ка вынь свою белую ноженьку, Да скорее, скорее, ленивая, Да уверенно встань на дороженьку! Речка Росынька, темна косынька, Голубое мое заглядение, Подари нам волшебные россыпи Соловьиного происхождения! 1972 Победа Который год война идет — Не за медали! Устал воюющий народ, Тылы устали. — Заканчивай войну, солдат! — Просили пашни. И воин оставлял санбат, Шел в рукопашный. Кипела кровь, как самовар, Горела в жилах. И каждый землю целовал, Оставшись вживе. Опять в атаку шел боец Сквозь ад кромешный, И все-таки весной скворец Пел над скворечней. Он верил, видимо, что мы, Как наши деды, В начале иль в конце зимы Придем к победе. И вот она. — Виват! Виват! — Кричит Европа. И улыбается солдат В тени окопа. Стоит и просит: — Дайте плуг, Пустите в поле! Там ждет семья, знакомый круг, Другая доля! 1972 * * * Во Владимире выпал снег. Поздно вечером, под воскресенье. Вот и осени больше нет, Остается одно сожаленье. Сожаленье о том, что в лесах От Печоры до самого Дона В птичьем щебете и в голосах Нет задорного летнего звона. И лишь только старинный собор Все такой же! Ничуть не стареет, Безупречно прекрасен собой, Как весенняя вишня, белеет. Значит, люди умели творить, Разбирались отлично во многом, Ясно знали, о чем говорить С высотой, небесами и богом! 1972 Сеновал Есенина Он просыпался молодой, могучий, На сене млела сонная рука. И пробирался по крапиве жгучей К степной реке с названием Ока. Она играла и звала Сергея, Как девушка, в поэта влюблена, И воля у Есенина твердела, И мускулы звенели, как волна. — Не утони! — кричала мать с откоса.— Держись поближе к берегу, сынок! — Но может ли когда тонуть апостол И тот, кто сам себя назвал — пророк! Он шел в луга, где сено молодое Шумело, как шелка нежнейших дев, По-нестеровски в небо голубое Лицо свое прекрасное воздев. Он обнимал траву, деревья, землю, Все понимая вещею душой. Опасней и сильней, чем злое зелье, Пил вдохновенье братиной большой. День был велик. Но солнце шло к закату, Роса садилась на его плечо. Цветам он признавался: — Мне бы в хату! — Цветы грустили: — Приходи еще! По узенькой тропиночке-дорожке, Как пастушонок мил, белоголов, Он шел на сеновал и нес в лукошке Сто звезд, сто песен, сто колоколов. Они гудели в сердце у поэта, Ничком ложилась перед ним трава. Он забывался только до рассвета, Чуть свет опять на луг — пасти слова! С тех пор какие годы миновали! Какое горе видел ваш народ!.. …Есенин жив! Сергей на сеновале Бессмертные стихи свои поет! 1972 * * * Невеста моя — луговина с зеленой травой! Обнять невозможно — она беспредельна. Она разлеглась под высокой, густой синевой, И можно ее приласкать по травинке, отдельно! Срываю гвоздику в щеку свою щекочу, Срываю горошек, вдыхаю знакомую пряность. Я, руки раскрылив, лежу, ничего не хочу, А в сердце растет несказанная, тихая радость. Откуда она? Я не молод. И все позади. Губам с поцелуя бывалого вновь не зардеться. Но бьется, как пленник кавказский, в груди Влюбленное в жизнь и в людей беспокойное сердце. Плывут облака на Рязань, на Орел, на Ростов, А в доннике пчелы гудят, как гудки паровозов. И бьют родники Берендея из вечных пластов, И клевер цветет у дороги, младенчески нежен и розов. |
