«Прости-прощай…» Прости-прощай, моя желанная, не огорчайся, не скучай! Горит за нами ночь туманная, — прости-прощай, прости-прощай! Прости-прощай, моя любезная, не унывай и не томись, – дорога длинная железная уходит в жизнь, уходит в жизнь. «Суда ушли к далеким берегам…» Суда ушли к далеким берегам, растаял дым и подобрали сходни. У женщины – Нескладное Сегодня, а у мужчины – горький перегар. И, может быть, никто на корабле не ведает, что это только малость, смешная смелость, мудрая усталость а женщина осталась на земле. Морская соль посеребрит виски, а влажный ветер кутается в пене: душе не до унылого забвенья, а скользкие ступени высоки. И человек выходит на корму и замирает, вглядываясь в темень. А на земле под ветром гнется стебель, и слезы неизвестно почему. А на земле дряхлеют города. Забвенье начинается в апреле: журчат капели, стены отсырели, и юность не вернется никогда. И просто так – соленая купель, терпенья неизбывная забота, и канитель на крабах Совторгфлота, и музыка за тридевять земель. Большое плаванье большому кораблю! А ты без перемен, а ты всё та же, и я плыву в последнем каботаже, и я тебя по-прежнему люблю. «Мы не можем умереть…» Мы не можем умереть в тот же день и час. Значит, прежде примет смерть кто-нибудь из нас. В утлой лодочке скольжу по крутой волне. Если я опережу – вспомни обо мне. ТЫ ХОРОШО РИФМУЕШЬСЯ, ЛИСТВА «Северные зори, зори норда…» Северные зори, зори норда, всё, что в душах спит забвенно-гордо, всё, что в сердце дремлет непреложном памятью о дивно-невозможном, – на каком вы нас настигли море, зори норда, северные зори? У какого колдовали фьорда, северные зори, зори норда? Это в сердце каждом затаилось, тайно, будто шалость и немилость, – это плачет в каждом уголочке и доводит до греха и точки! Может, вам мила не эта длинность, а Европы давняя срединность, из Варяг путь в Греки да в Булгары, свет Украйны, Австрия, Мадьяры? Но над вами полыхают гордо северные зори, зори норда, знаменья немыслимой эпохи, полюса магнитные сполохи у вонзенного в отроги фьорда, – северные зори, зори норда, – память о когда-то бывшей моде, Скания, наперекор природе, – с вечной жизнью в вековечном споре, зори норда, северные зори! СТИХИ О ВРЕМЕНАХ ГОДА
Весна тревожных ожиданий, тревожных дней, тревожных бед, к чему мечтать о славе ранней, когда и так затмился свет? Весна тревожных ожиданий, тревожных дней, тревожных бед. Зима извечных испытаний, густых тревог, святых обид, — к чему мечтать о славе ранней, когда вокруг стоглазый быт? Зима извечных испытаний, пустых тревог, слепых обид. Но где-то есть святое лето в блаженно-золотой пыли, в невыплаканной песне света, в загаре бронзовой земли, где жизнь ютится, недопета, в блаженно-золотой пыли. А мне милей немая осень, глухая осень бытия, – и всё, что кротким сердцем сносим, и звезды крупного литья, – а мне милей молчунья-осень в кленовой желчи бытия! «Я живу на земле, я земной…» Я живу на земле, я земной, я люблю эту влажную землю, я приемлю и стужу и зной, я и горе и радость приемлю. Потому что степная земля опьянила меня с колыбели, потому что ее тополя над моим пробужденьем шумели. Потому что ее ковыли поутру распушили султаны, потому что ее журавли окликают меня неустанно. Потому что вода молода, только стоит к воде наклониться, потому что большая вода по весне замутила криницу. Потому что, почти невесом, о края облаков спотыкаясь, на тележное колесо опустился серебряный аист. «Стужа приходит в людские дома…» Стужа приходит в людские дома, с ветром беседует строго и смело, – вот уже грузная белая тьма на замерзающих стеклах осела. С нею беседовать нам нелегко, странно глядит она в очи гулякам, – зодиакальным таинственным знаком звезд проливается молоко. Нет холодней этой россыпи звезд, нет холодней этой мелочи звездной, – вот он, хрустальный сверкающий мост, сооруженный над бездною грозной! Грузная, вязкая, милая тьма на замерзающих окнах мерцает, – стужа приходит в людские дома, бедное сердце покоя не знает. |
