Официант принес Ларри его ленч.

Краснея до ушей, Ларри неуверенно спросил:

— Я подумал, если вы вечером свободны, может быть, вы согласились бы поужинать со мной?

Долорес одарила его ослепительной улыбкой:

— И вы уверены, что можете себе позволить пригласить такую женщину, как я?

На что Ларри ответил с подкупающей наивностью:

— Ну, что касается денег, то их у меня навалом!

— Ты знаешь, Ларри, — сказала вечером Долорес, когда они уютно устроились в ресторане «Фраскати», — я ведь кое-что заметила в тебе. И это кое-что наводит меня на мысль о том, что Натан Уинстон наверняка твой отец.

Ларри побелел.

— Откуда ты знаешь? — еле выговорил он. — Это же никому не известно. Даже когда мы бываем вмесге с Натаном на людях, он всегда представляет меня как своего племянника! И теперь я… Как же так?

Он сбился и замолчал.

— Я сразу поняла. Как только всмотрелась в тебя, мой мальчик.

— Значит, ты с ним знакома!

— Не очень близко. Встречались несколько раз на званых обедах. Но, естественно, я не могла не обратить внимание на то, что Натан весьма привлекательный мужчина. Вы с ним так похожи! Ты унаследовал его внешность.

Ларри опять мучительно покраснел.

— Спасибо.

Боже ты мой, он же совершеннейший теленок!

Очень скоро выяснилась еще одна черта Ларри — он не умел пить.

Он набрался и, прежде чем закончился ужин, все выболтал Долорес.

Оказалось, что Натан Уинстон, разведясь с первой женой, завел интрижку с матерью Ларри — тогда юной танцовщицей с Бродвея. Она забеременела, он пообещал на ней жениться, но потом ушел в кусты, и той пришлось в одиночку выбираться из ямы.

Через три недели после рождения Ларри она позвонила своим родителям во Флориду и попросила их на время взять ребенка к себе, пообещав скоро приехать за ним. Вместо этого спустя несколько дней она покончила жизнь самоубийством. Это произвело такое впечатление на Натана Уинстона, что он бросился договариваться со стариками об усыновлении младенца. Дед Ларри готов был согласиться, но выставил условие: Натан должен признать Ларри своим законным сыном и наследником. Тот отказался и заявил, что, если всплывут подлинные обстоятельства этого дела, они сильно повредят его деловой репутации. Пока Ларри подрастал, Натан не жалел на него денег. Ларри даже было сказано, что он может приехать в любую минуту, однако Натан будет представлять его как племянника.

Долорес взяла Ларри за руку и заглянула ему в глаза.

— Ларри, — сказала она, — ты очень красивый мужчина, Ларри, ты остроумен, интеллигентен, обаятелен и умен. Я в восторге от того, с каким вкусом ты одеваешься. Кто твой портной?

Ларри так и запылал от смущения.

— На мне костюм от Сай Девора, — ответил он. Долорес почти вплотную приблизила губы к его гладкой, розовой щеке:

— Ты мне ужасно нравишься, мальчик. А я тебе? Ларри возбужденно перевел дух.

— О да! — выдохнул он.

В уме Долорес уже начинал складываться план действий, но ей нужно было время и требовалась дополнительная информация.

— Почему бы нам не уехать на субботу и воскресенье в Палм-спрингс? На той неделе начнутся съемки, но до этого мы могли бы провести время вместе.

В «мерседесе» Долорес сидела совсем близко от Ларри. Он хотел, было взять напрокат «шевроле», но этого Долорес не могла допустить.

— Ну кому может взбрести в голову, что Долорес Хейнс — и вдруг в «шевроле»!

Это было сказано неподражаемым тоном. Машина замедлила ход — налетела песчаная буря. Солнце мутным пятном уходило за горы.

— Расскажи мне о твоем отце, — попросила Долорес. — Ты ведь можешь доказать, чей ты сын, если потребуется?

— Без проблем.

— Каким образом? У тебя есть доказательства?

— Письма. А кроме них — копия свидетельства о рождении. Там указано имя Натана. Понятно, оригинал он извлек из архивов и уничтожил.

— А письма остались у тебя?

— И много. Даже письма, которые Натан писал моему дедушке. Дедушка, конечно, сохранил предсмертную записку мамы, а она там пишет разные вещи про Натана.

В голосе Ларри прозвучала горечь.

— Мама сделала последнюю попытку заставить его вернуться, но он увильнул. Он же просто бросил маму. Натан был согласен откупиться от нее, он не возражал против того, чтобы платить за мое воспитание и образование, но при условии, что мама исчезнет из его жизни. Он истратил большие деньги, чтобы замять всю эту историю.

— И где все эти письма сейчас?

— Во Флориде. Дедушка перед смертью поместил их на хранение в банк.

— А ты никогда не хотел взять их из банка и использовать против отца?

— Чего ради? Деньги? Но он всегда обеспечивал меня. Сколько мне надо, я всегда могу получить.

Долорес смотрела на песчаную пустыню, на беспредельный простор, который тянулся от ледяных степей до края земли.

Растения цвета терракоты, жженой сиены, желтые и серые стебли колыхались под сильным ветром.

— Кажется, я где-то читала, будто Натан Уинстон решил заняться политикой, — задумчиво сказал она. — Ты не знаешь, правда, это?

— Правда. Выставил свою кандидатуру в конгресс от демократической партии. У него много друзей в политических кругах.

— В таком случае, у него хороший шанс.

Ларри застенчиво посмотрел на нее:

— Знаешь, я в жизни не встречал таких, как ты! Вся наша поездка была сплошным удовольствием.

Съемка у Долорес была назначена на понедельник, на послеобеденные часы. С утра она попросила Ларри провезти ее по магазинам. Долорес нужно было купить кое-что из белья, но она позволила Ларри оплатить счет и за туалеты от Длюэль Парк — общей суммой на три тысячи. Оттуда они заехали в ювелирный магазин «Марвин Хайм», где Долорес подобрала себе брошь с алмазами и сапфирами. Ларри пребывал в трансе и, как сомнамбула, передвигался по новому для него миру, о существовании которого он даже не подозревал.

Гибкие, змеиные движения Долорес в постели сводили его с ума и истощали все силы.

Так прошла неделя. Долорес несла на себе двойное бремя — телевизионной съемки и романа с Ларри. В конце недели, когда они отдыхали в мягко освещенном, обшитом деревом зале «Скандии», Ларри, запинаясь, объявил, что намерен жениться на Долорес.

Долорес прижала его руку к своей груди в вырезе платья и ответила:

— Мне в жизни никто еще не говорил такие милые вещи! Давай, и немедленно!

— Кэрри?

А она-то считала, что Джерри Джексон уже оставил ее в покое!

— Как ты живешь? Чем занималась в последнее время?

— Все время работаю над книгой, вношу последние поправки. Документы собираю — для получения стипендии.

— Может быть, сделаешь небольшой перерыв, и мы увидимся?

— Извини, Джерри, но сейчас у меня ни для кого нет времени!

— Я же не просто кто-то.

— Все равно не могу.

— Ну, хорошо, но хоть часик ты можешь выкроить для меня! «Зачем тебе мой часик», — с раздражением подумала Кэрри.

— У меня остались такие приятные воспоминания о том времени, когда мы были вместе, — говорил Джерри. — Я очень хочу тебя видеть. Мое мужское тщеславие требует, чтобы я постарался занять более серьезное место в твоей жизни. Найди время, и мы встретимся.

— Ну не могу я!

— Не скрою, мне обидно, что ты мне отказываешь.

— Извини, но это невозможно. Мне нужно заниматься собственной жизнью.

— Значит, меня ты отвергаешь. И ущемляешь мое самолюбие, не желая иметь со мной дела. Ты не хочешь понять, как много во мне нерастраченной любви и нежности.

Кэрри больше не могла сдерживаться:

— Мужчина должен обладать возможностью предложить женщине нечто большее, чем нетленное великолепие своего члена. Что ты можешь предложить мне, кроме секса?

«Нет, — негодовала Кэрри, — нет! Не будут я раздавать себя по кусочкам — часик здесь и часик там».

Она приказала себе успокоиться и вернулась к письменному столу — вносить последние поправки и отбирать главы, которые она собирается послать Роджеру.