Мистер и миссис Розенберг. Ева и Дэвид Розенберг. Дэвид и Ева Розенберг, Дэвид с Евой Розенберги.
Мистер и миссис Джозеф Петроанджели объявляют о помолвке своей дочери Евы и мистера Дэвида Розенберга, известного нью-йоркского фотографа. Их дочь — знаменитая модель, выступающая под именем Евы Парадайз.
Ева пришла в такое волнение, что не могла заснуть. Отец будет горд и счастлив, когда увидит свою дочь невестой.
Но сколько ни грезила Ева наяву, она не забывала и о реальности, с ужасом припоминая, как легко отдала себя воле Дэвида и как далеко позволила ему зайти. Но в воспоминаниях ничто не казалось греховным — она влюблена, а для любви естественно дарить. Что подумал бы Евин отец, если бы мог прочесть ее мысли? Ева гнала их от себя, но они упрямо возвращались.
Из дневника Кэрри
20 октября. Мел сказал, что намерен проводить в Нью-Йорке много времени. Однако мне пришлось ожидать его приезда почти целый месяц — до прошлой пятницы. Ожидание стоило того, но наши отношения вызывают у меня растерянность, даже смятение. В них немало странного.
Когда я с ним — мир утрачивает реальность, я ликую и перестаю отдавать себе отчет в том, где же я. Сумасшедшая беготня, в которую он меня вовлекает, звонки, ланчи и обеды, которые должны обязательно сочетаться с его деловыми переговорами, поездки, которые должны непременно увозить его от меня.
— Тебе не по душе моя работа? — спрашивает меня Мел. — Но это же часть меня самого.
И я сразу начинаю чувствовать себя виноватой и жалею, что вообще коснулась этой темы.
Что же я за романтическая дурочка — мечтаю о том, чтобы отгородиться от мира и остаться вдвоем с Мелом! Жизнь есть реальность, и я должна жить в реальности.
Я знаю, Мел — прекрасный человек, человек редчайшей цельности. Именно это качество сразу привлекло меня к нему, и именно это качество я хотела бы всегда в нем видеть. Однако многое приводит меня в недоумение. Например, я однажды спросила Мела, во что он верит. Мел ответил:
— Я верю в себя.
— Нет, я не об этом.
— А о чем еще? — удивленно спросил он. — Ты сам — то единственное на свете, чему разумно доверять. Все же остальное проблематично.
— Я не проблематична.
— Ты не проблематична, и мне это известно, но ты не поняла, о чем я говорю!
— О чем же?
— Не имеет значения, моя радость. Мы поговорим об этом в другой раз, а сейчас…
Мел извинился, сказав, что должен позвонить кому-то.
Очень типично для Мела. Его поведение нельзя назвать отвратительным, как об этом без конца твердит Долорес, здесь нечто другое. Он просто всегда ускользает. Именно ускользает, увертывается, и я не могу его уловить. Мужчины постоянно жалуются, что женщины пытаются ввести их в рамки. С другой стороны, если женщины не станут этого делать, мужчины так и будут переходить от одной к другой, никогда не познав счастья, возможного только при подлинном общении.
Я как-то попыталась изложить это словами в постели, но Мел притянул меня к себе и сказал:
— Иди лучше ко мне, нимфетка! В жизни у меня еще не было такой горячей, как ты!
А потом, лежа на его руке, я увидела, что он смотрит в потолок. В неясном свете, падавшем с улицы в спальню, выражение его лица вдруг показалось мне странным — чуть ли не дьявольским.
— Ты в Бога веришь? — этот вопрос сам собой сорвался с моих губ.
После секундного-молчания он ответил:
— Меня уже целую вечность никто об этом не спрашивал. Если ты действительно хочешь знать, я верю в некую силу. Иначе что привело нас всех на этот свет? Должен быть какой-то резон. Но что касается Бога, не знаю. Мне часто приходит в голову, что нас создал дьявол.
— А тебе не приходит в голову, что мир не может быть порождением дьявольских сил: в нем так много прекрасного?
Мел повернулся ко мне, нежно поцеловал и сказал:
— Ты для меня чересчур хороша, моя маленькая.
— Разве?
— Ты помогаешь мне в тех вещах, где сам я слаб. Ты мне очень нужна, ты делаешь меня духовно цельным человеком.
Наша поездка в субботу за город была точно ответом на мои молитвы. Провести целый день вдвоем! И день был прекрасен — весь в опавших листьях, в бесконечном разнообразии оттенков золотого, рыжего и ржавого, в чистоте и свежести осеннего воздуха. Я рассказывала Мелу о нашем доме в осенние месяцы, об отце и о том, как поразительно сходство между ними. Мел понимал меня, и, сидя рядом с ним в машине, я чувствовала, что, наконец, нашла то место, которое мне уготовано самой судьбой. Покой снизошел на меня.
— Странно, что ты можешь сомневаться в существовании Бога, — сказала я.
— К чему вдруг ты вспомнила об этом? — спросил Мел.
— Не знаю… Осенние цветы, бодрящий воздух, счастье быть вместе, ехать в машине, смеяться, понимать друг друга…
— Действительно чудесно, — откликнулся Мел.
— Будто нажали кнопку — и все вокруг наполнилось светом и жизнью!
— Ага, — Мел сосредоточенно вел машину, и я напрасно пыталась уловить его реакцию: он думал о другом.
Мне сделалось не по себе. Ужасно с такой силой тянуться к мужчине, как я к Мелу, и видеть, что отношения развиваются не в том направлении, которое кажется тебе единственно верным. Я сказала:
— Раз уж я испытала это озарение, то встает вопрос: что мне дальше делать с моей жизнью?
— Пообедать со мной, когда вернемся в город, — ровным голосом ответил Мел и улыбнулся, показывая свои отличные белые зубы.
Послеполуденное солнце блеснуло на его зубах, неожиданно заставив их выглядеть искусственными — голливудской продукцией.
Не может жизнь состоять из одних обедов — то здесь, то там, думала я. Нужно что-то еще. А наши постельные отношения? Лучше не бывает, хотя и в этой области появляются тревожащие меня признаки разлада.
Я заметила, что Мел говорит о сексе почти издевательским тоном. Надо сказать, это меня возбуждает, хоть и странным образом. Несколько раз Мел при мне рассказывал о том, как спал с другими, — я была шокирована! А почему у него вызывает такое любопытство моя сексуальная жизнь? Почему он все время говорит: я тебе не нравлюсь, ты не хочешь рассказать мне про других своих мужиков! Почему его это так интересует? Он может взять и спросить: кто тот мужик, который тебя обучил так здорово вести себя в постели? Расскажи о нем!
Неужели Мел не понимает, что все дело в чувстве, в моем чувстве к нему, и постоянно связывает мою сексуальность с опытом такого рода с другими мужчинами?
В субботу вечером он мне сказал:
— Ты просто немыслимое существо! Никто бы не поверил, что ты в постели бешеная: выглядишь ты наивной тихоней из хорошей семьи! Одного не пойму: зачем ты со мной играешь в эти игры? Почему ты отказываешься рассказывать мне про других, с которыми спишь? Мне же интересно!
— Есть вещи, о которых не говорят.
— Ну что ты вредничаешь? Это же нечестно!
— Ты нечестен со мной — зачем ты меня расспрашиваешь?
— Потому что это меня волнует! Когда ты отдаешься мне, я хочу представить себе, как ты это делаешь с другими. Ну, нравится мне представлять себе эти картинки!
— Тебе что, недостаточно происходящего сию минуту между нами двумя?
— Конечно, достаточно, но мысль о тебе с другими добавляет остроты, неужели не понимаешь?
Я стараюсь думать, что все это нормально, хоть и подозреваю: ничего нормального здесь нет.
Вчера я сказала Мелу, когда мы обедали в «Камо грядеши»:
— В жизни должно быть что-то помимо обедов в ресторанах. Мел, как ты ко мне относишься?
— Ты знаешь, как я к тебе отношусь!
— Не знаю. Все дело в том, что я не знаю. Ты никогда не говоришь об этом. Тебя так долго не было, и ты не давал о себе знать — ни звонка, ни записки. Теперь мы пока вместе, а что Дальше?
— Маленькая, я все время помню о тебе, ты же знаешь!
— Знаю — что? Как я могу что-то знать?
— Я же тебе говорю!
Мел провел ладонью по моей руке, и я затрепетала.
— Ты не звонишь, не пишешь.
— Неправда, пару раз звонил. Тебя дома не было. А в писании писем я не силен, я же говорил тебе! Маленькая, пойми, работа отнимает у меня почти все время. Да еще разница часовых поясов — мы живем с опозданием на три часа. Мне же не хочется будить тебя среди ночи, красота требует сна!
Невозможно было противиться улыбке Мела, а он видел, что я сдаюсь.
— Но я же все время помню о тебе. Я тоже хотел бы, чтобы мы были всегда вместе. Маленькая, мне тоже трудно без тебя!
— Прости меня, но роль игрушки в твоей жизни…
— На роль игрушки ты годишься.
— Мел, пойми, мне нужна настоящая жизнь!
— У тебя прекрасная, замечательная жизнь! — сказал Мел. — Ты ею живешь каждую минуту. И знаешь что? Твоя жизнь всегда будет замечательной. Ты редкостно привлекательная, поразительно красивая и умная девушка. Ты никогда не окажешься в беде, как бы ни сложилась твоя жизнь. Ты молода, ты очаровательна и, — Мел наклонился к самому моему уху и выдохнул в него: — у тебя есть я.
Я схватила его руку:
— Да? Это правда? У меня есть ты?
— Конечно, есть!
Я прильнула к его плечу:
— В каком смысле ты у меня есть?
— Я уже говорил тебе, в жизни не оказывался в постели с такой горячей, бешеной…
— Я же не об этом! Я хочу знать, в чем я могу на тебя положиться?
Мел в недоумении уставился на меня:
— О чем ты?
— Мел, мне необходимо знать, что я значу в твоей жизни. Ты никогда не говоришь об этом, а мне необходимо знать.
Мел повел шеей, будто ему вдруг стал тесен ворот рубашки.
— Я не большой мастер говорить слова. Все равно есть вещи, которые не скажешь словами.
— Я не о таких вещах! Я о том, что реально.
— Мы с тобой реальны. Мы реальны вместе.
— Опять не об этом! Мел, мне нужна реальная жизнь, ощущение, что я кому-то принадлежу, что живу не в одиночку, а с кем-то!
Мел нахмурился.
— Сначала мне надо разобраться с Маргарет. Ты себе не представляешь, до чего запутана вся эта ситуация! Тебе хочется поставить телегу перед лошадью, но так не бывает.
Вот что самое ужасное — жена Мела. Из журнальной статьи, которую мне принесла Долорес, я заключила, что развод уже состоялся. Все это очень странно. Я полагала, что Мел приехал сюда на месяц, а он вдруг заявляет, что срочно возвращается в Калифорнию — проблемы с новой картиной, и будто, между прочим, добавляет:
— Звонила моя жена. На этом фронте тоже проблемы. Семейного характера.
Он так и сказал: моя жена! Не моя бывшая жена или как-то еще. И сказано это было с большой легкостью.
— Я думала, вы в разводе, — пролепетала я.
— Еще нет.
— Я где-то об этом читала.
— Понимаешь, Маргарет подала на развод, но мы остановили дело в суде. Решили еще раз попробовать наладить отношения, но сейчас…
Я помертвела.
— Иными словами — ты женат!
— Не расстраивайся, детка. Это история давняя, долгая и весьма запутанная. Будет время, я все тебе подробно расскажу.
— Но на сегодня ты женат!
— Нет, малыш, мы снова собираемся подать на развод, и это вопрос ближайших дней.
— Но пока что ты женат. Ты назвал ее моя жена!
Мел рассмеялся, не желая продолжать разговор. Он легонько коснулся моей щеки губами и сказал:
— Наше примирение не состоялось. Мы уже давно не ладим, но хотели остаться вместе ради детей. Я не помню, говорил ли тебе: мы же взяли двух сирот на воспитание — у меня не может быть своих детей. Никаких отношений у нас с Маргарет давно нет, и мы оба знаем, что восстановить их не удастся, пустое дело. Дети не дети — на этот раз мы окончательно разводимся. Сейчас ее и мой адвокаты работают над документом о разделе имущества. — Мел снова сверкнул своей ослепительной улыбкой. — Одна из причин, по которым мне необходимо смотаться на побережье. — Ну да.
— Маленькая, я люблю тебя, ты увидишь — все устроится. Мы будем вместе. Неужели у тебя нет веры в меня?
— Ну конечно, есть.
Мел снова заглянул мне в глаза.
— Я говорю тебе чистую правду: я люблю тебя. В ближайшие два месяца я буду сильно загружен работой, уж не говоря о семейных проблемах, но как только все кончится, мы сможем быть вместе. Если ты не раздумаешь.
— Я не раздумаю!
Я выговорила эти слова негромко, но с силой. Что-то ноет во мне, я чувствую себя ненужной и брошенной, будто меня уже предали.