Генри Гаупт страдал от одиночества в своей громадной квартире, но теперь Долорес заполнила и квартиру, и всю его жизнь теплом и любовью. Генри говорил ей, как она изменила его существование.

— Видишь ли, Генри, — подчеркнула Долорес, — бывают мужчины, природой созданные для семьи, и ты — один из них.

— Полагаю, ты права.

Когда Генри с улыбкой смотрел на Долорес, он походил на семнадцатилетнего мальчишку, впервые объяснившегося в любви.

Через две недели Долорес уже была миссис Гаупт. Бракосочетаний было два: сначала врачующихся соединил раввин в присутствии семьи Генри, а затем судья, приятель Генри, — в присутствии тысячи двухсот гостей. На Долорес был туалет от Мэйнбохера, изумруды и бриллианты — свадебный подарок жениха. На другой день нью-йоркские газеты поместили ее фотографии. Кэрри, первая подружка невесты, описывалась газетами как «мечтательная, обворожительная красавица в цитроновом шифоне», Ева — в бледно-желтом платье — выглядела «привлекательной и прелестной», но никто не мог затмить королеву торжества Долорес Хейнс, отныне Долорес Гаупт: по газетным описаниям, «невесту сезона, «звезду» мира моды и законодательницу мод, остроумную, оживленную, задорную — восторг, восторг, восторг!!!»

Чарлин, естественно, явилась с собаками, ее ногти были накрашены золотом, глаза подведены ярко-синими тенями, гиацинтового тона губы бросались в глаза с расстояния в десять футов, а платье до пола, нестерпимо зеленое, казалось еще ярче от страусовых перьев. Чарлин наливалась бурбоном в честь новобрачных, а главное — в честь Долорес, которая сумела-таки охомутать Генри.

Рекс места себе не находил от возбуждения. Все понимали, что его ищущие взгляды и метания по залу направлены к одной цели: он мечтал обрести богатого любовника. Он выпил больше шампанского, чем должен бы, сделался чрезвычайно задирист и, как Долорес шепнула Чарлин, вел себя на манер невесты-неудачницы.

Генри Гаупт, сам того не подозревая, являл собою пример торжества духа над материей: после свадьбы Долорес перестала давать ему купленное в Гарлеме зелье, что никак не ухудшило сексуальных данных ее мужа. Видимо, он нуждался лишь в обретении уверенности в себе, а дальше, как говорится, успех порождает успех.

Если считать это успехом, ибо Генри относился к типу мужчин, не страдающих избыточной пылкостью, его постельное занудство, неизобретательность и настырность никак не радовали Долорес. «Вышла замуж за болвана», — презрительно думала она. Скоро она обзавелась молодыми, здоровыми любовниками, преимущественно жеребячьего типа, из ее школы актерского мастерства.

Она обожала минуты, когда низким горловым голосом могла приказать: «Люби меня, поц!» — откинуться и получать удовольствие от стараний жеребцов, обслуживающих ее как лакеи или конкубины мужеского пола. А Долорес уже жить не могла без воздания ей чуть ли не божеских почестей.

Но помимо тайной жизни дни ее теперь заполняли примерки и покупки, ежедневные укладки в лучшей парикмахерской, посещения гимнастического зала Куновского, уроки пения, танца, речи и актерского мастерства, а также регулярные беседы с пресс-агентом, который теперь у нее появился. К тому же еще и ланчи в «Каравелле», в «Ла Гренуй», в «Колони» и «Ле Павильоне», непрестанные собеседования и съемки для коммерческой рекламы.

Долорес жила полной жизнью — как никогда раньше.

— Очень много предложений для Лесли Севидж, у Кэрри Ричардс уже столько рекламы, что она мало, что может взять еще. Вэнс Огюст скоро получит рекламу «Честерфильда», так что пора подумать о следующих сигаретах для него.

— Так, Ева Парадайз у нас теперь участвует в телеигре, Анита Сьюзен — в бродвейском боевике, Луис Дэниэлс — в жюри, Диана Роуз должна получить роль на Бродвее, поскольку ее поддерживает Флеминг Тодд…

Рекс и Чарлин проводили ежемесячный обзор положения дел в агентстве, прикидывая, что для кого требуется сделать.

Чарлин бубнила по списку рекламные объявления, полученные на прошлой неделе: «Шинола», «Спик и Спэн», «Бенсон и Хеджез», «Пан-Америкэн»…

— В целом неплохо, — подытожил Рекс, — с учетом того, что сейчас денег на рынке немного, да и сезон идет к концу.

Чарлин продолжала:

— Хороший рейтинг у Айрин Лорд. Эту коблиху ничем не проймешь, у нее стальные нервы… Кстати, я все хотела спросить тебя: куда девался тот красавец, который крутился у нас прошлым летом, как его там, Синджин, что ли?

Рекса так и передернуло:

— Не спрашивай меня о нем — я его имя не желаю больше слышать. Это как бранное слово!

Он даже прикрыл рот рукой, чтобы показать Чарлин всю неделикатность ее вопроса. Рекс подскочил к окну и дернул за шнурок венецианскую штору. Луч света резко ударил в лицо Чарлин.

Она непроизвольно вскинула руки к лицу жестом самозащиты.

— Ты что, ополоумел? — прикрикнула она на Рекса.

— Ничего же не видно было! — огрызнулся тот.

— Мне нравится, когда ничего не видно! Опусти штору!

— Пожалуйста. Что тут нервничать?

Педрила вонючий! Чарлин отлично понимала, что он нарочно сделал это, но хрен она ему покажет, что все поняла. Много чести ублюдку.

— Продолжим, — объявила она с нарочитым апломбом. — Кто у нас дальше? Долорес Хейнс…

— Меня в последнее время просто достала Лори Глори, — прервал ее Рекс.

— Несчастная Лори. Еще одна не знает, когда уйти со сцены.

— Ну, она свой шанс использовала. Просто язык же не поворачивается сказать бабе, что ей пора на покой.

Чарлин задумалась:

— В этом есть что-то недостойное. Недостойна необходимость барахтаться и предлагать себя снова и снова. Самое печальное, когда баба не понимает, что время ее истекло.

Чарлин вернулась к этой мысли через час, когда в дверях показалась Лори Глори в чересчур куцем платьице, с чересчур рыжими и чересчур взбитыми волосами. Толстый слой тона потрескался на морщинках в углах глаз, а кожа выглядела желтоватой и пористой.

— Приветик, — прощебетала она. — Есть что-нибудь?

— Нет, ласточка, все глухо. Рекс вышел — решил в парную смотаться. Роскошно смотришься!

«Ах ты, врунья!» — сказала она себе.

Когда агентство «Райан-Дэви» начинало работать, Лори была одной из лучших моделей, но все это далеко позади. Предложения сыпались новеньким и свеженьким — Кэрри Ричардс, Еве Парадайз.

— А я слышала, было собеседование насчет «Ролэйдс». Почему меня не позвали?

— Лапуля, там выставили условие — не старше восемнадцати.

— Я вполне сойду за восемнадцатилетнюю. Посмотри, мне только что дали результаты проб, ты только взгляни на эти контрольки!

— Кто снимал?

— Арон Кентер.

Ого, подумала Чарлин, услышав имя: этот Арон брал сто пятьдесят долларов за сеанс. Господи, всего несколько лет назад уйма фотографов за честь бы почла сделать съемку Лори Глори бесплатно!

Чарлин рассматривала фотографии через увеличительное стекло, отмечая для себя мешки под глазами, морщинки и расширенные поры.

— Тебе, какая больше нравится? — не без тревоги спросила Лори.

Да никакая — на всех видно было, как Лори напряжена, как она изо всех сил старается выглядеть помоложе. Чарлин прекрасно знала, что такое эти десять, а то и пятнадцать лет переходного периода: модель уже не может позировать в качестве юной девушки, но еще не готова взять на себя роль милой домохозяйки средних лет или одну из характерных ролей. Просто невозможно подыскать себе работу в этот период. Исключение составляют только те модели, которые пробились в актрисы или хотя бы в мастера разговорного жанра. Только в этом случае с тобой будут возиться гримеры и фотографы. Если же ты обыкновенная модель, то должна быть юна и свежа. А всякого рода «бывшие» типа Лори — это пустой номер, сколько бы они ни суетились.

— И фотографии прошлых лет тоже годятся, — не унималась Лори, — взгляни на мой альбом, Чарлин, и ты убедишься.

Ну что там смотреть, Чарлин и так помнила альбом Лори. Большая часть снимков устарела. Лори что, не понимает: на Мэдисон-авеню требуются модели современного облика. И соответствующие фотографии. Чарлин бесцельно перелистывала альбом.