АПЕЛЬСИН * Вы сидели в манто на скале, Обхвативши руками колена. А я — на земле, Там, где таяла пена,— Сидел совершенно один И чистил для вас апельсин. Оранжевый плод! Терпко-пахучий и плотный… Ты наливался дремотно Под солнцем где-то на юге, И должен сейчас отправиться в рот К моей серьезной подруге. Судьба! Пепельно-сизые финские волны! О чем она думает, Обхвативши руками колена И зарывшись глазами в шумящую даль? Принцесса! Подите сюда, Вы не поэт, к чему вам смотреть, Как ветер колотит воду по чреву? Вот ваш апельсин! И вот вы встали. Раскинув малиновый шарф, Отодвинули ветку сосны И безмолвно пошли под смолистым навесом. Я за вами — умильно и кротко. Ваш веер изящно бил комаров — На белой шее, щеках и ладонях. Один, как тигр, укусил вас в пробор, Вы вскрикнули, топнули гневно ногой И спросили: «Где мой апельсин?» Увы, я молчал. Задумчивость, мать томно-сонной мечты, Подбила меня на ужасный поступок… Увы, я молчал! <1911> КВАРТИРАНТКА *
Возвратясь усталая с примерки, Облечется в клетчатый капот, Подойдет вразвалку к этажерке, Оборвет гвоздику и жует. Так, уставясь в сумерки угла, Простоит в мечтах в теченье часа: Отчего на свете столько зла И какого вкуса жабье мясо? Долго смотрит с сонным любопытством На саму себя в зеркальный шкаф. Вдруг, смутясь, с беспомощным бесстыдством Отстегнет мерцающий аграф… Обернется трепетно на скрип — У дверей хозяйские детишки, Колченогий Мишка и Антип. «В кошки-мышки? Ладно, в кошки-мышки!» Звуки смеха мечутся, как взрывы… Вспыхнет дикий топот и возня, И кружит несытые порывы В легком вихре буйного огня. Наигравшись, сядет на диван И, брезгливо выставив мальчишек, Долго смотрит, как растет туман, Растворяя боль вечерних вспышек. Тьма. Склонивши голову и плечи, Подойдет к роялю. Дрогнет звук. Заалеют трепетные свечи, Золотя ладони мягких рук. Тишина задумчивого мига. Легкий стук откинутой доски — И плывет бессмертный «Лебедь» Грига По ночному озеру тоски. <1911> ЗИРЭ * Чья походка, как шелест дремотной травы на заре? Зирэ. Кто скрывает смущенье и смех в пестротканой чадре? Зирэ. Кто сверкает глазами, как хитрая змейка в норе? Зирэ. Кто тихонько поет, проносясь вдоль перил во дворе? Зирэ. Кто нежнее вечернего шума в вишневом шатре? Зирэ. Кто свежее снегов на далекой лиловой горе? Зирэ. Кто стройнее фелуки в дрожащем ночном серебре? Зирэ. Чье я имя вчера вырезал на гранатной коре? Зирэ. И к кому, уезжая, смутясь, обернусь на заре? К Зирэ! 1911 Мисхор «Я конь, а колено — седельце…» * Я конь, а колено — седельце. Мой всадник всех всадников слаще… Двухлетнее теплое тельце Играет, как белочка в чаще. Склоняюсь с застенчивой лаской К остриженной круглой головке: Ликуют серьезные глазки И сдвинуты пухлые бровки. Несется… С доверчивым смехом, Взмахнет вдруг ручонкой, как плеткой,— Ответишь сочувственным эхом Такою же детскою ноткой… Отходит, стыдясь, безнадежность, Надежда растет и смелеет, Вскипает безбрежная нежность И бережно радость лелеет… <1911> «Мы женили медвежонка…» * Мы женили медвежонка На сияющей Матрешке, Ты пропела тонко-тонко: «Поздравляем вас, медведь!» Подарили им ребенка — Темно-бронзовую таксу, Завернули всех в пеленку, Накормили киселем. «Ну а дальше?» — «Хочешь, встану, Как коза, на четвереньки? Или буду по дивану Прыгать кверху животом?..» — «Не желаю». — «Эла, птичка, Не сердись, — чего ты хочешь?» Резко вздернулась косичка: «Я желаю, чтоб ты пел». «Чижик, чижик…» — «Нет, не надо! Каждый день все чижик-чижик, Или глупое „дид-Ладо“… Сам придумай, сам, сам, сам!» Огорошенный приказом, Долго я чесал в затылке, Тер под глазом и над глазом — Не придумал ничего. Эла дерзко ухмылялась И развешивала тряпки. Что мне больше оставалось?.. Я простился и ушел. О позор! О злое горе! Сколько песен скучным взрослым Я, копаясь в темном соре, Полным голосом пропел… Лишь для крошечного друга Не нашел я слов внезапных И, краснея, — как белуга, Как белуга, промолчал! <1911> |
