У КАНАЛА НОЧЬЮ * Тихо. Глухо. Пусто, пусто… Месяц хлынул в переулок. Стены стали густо-густо. Мертв покой домов-шкатулок. Черепных безглазых впадин Черных окон — не понять. Холод неба беспощаден И дневного не узнать. Это дьявольская треба: Стынут волны, хмурясь ввысь,— Стенам мало плена неба, Стены вниз к воде сползлись. Месяц хлынул в переулок… Смерть берет к губам свирель. За углом, угрюмо-гулок, Чей-то шаг гранит панель. <1910> «У моей зеленой елки…» * У моей зеленой елки Сочно-свежие иголки, Но, подрубленный под корень, в грубых ранах нежный ствол. Освещу ее свечами, Красно-желтыми очами,— И поставлю осторожно на покрытый белым стол. Ни цветных бумажных пташек, Ни сусальных деревяшек Не развешу я на елке, бедной елочке моей. Пестрой тяжестью ненужной Не смущу расцвет недужный Обреченных, но зеленых, пышно никнущих ветвей. Буду долго и безмолвно На нее смотреть любовно, На нее, которой больше не видать в лесу весны, Не видать густой лазури И под грохот свежей бури Никогда не прижиматься к телу мачтовой сосны! Не расти, не подыматься, С вольным ветром не венчаться И смолы не лить янтарной в тихо льющийся ручей… О, как тускло светят свечи — Панихидные предтечи Долгих дней и долгих вздохов и заплаканных ночей… Тает воск. Трещат светильни. Тени зыблются бессильно, Умирают, оживают, пропадают и растут. Юной силой иглы пахнут. О, быть может, не зачахнут? О, быть может, новый корень прорастет… сейчас… вот тут. <1909> ДОЖДЬ * Сквозь распластанные ветки Мокрых, никнущих берез Густо затканные сетки Нижут нити чистых слез. На трепещущие листья Капли крупные летят, И печальных сосен кисти Чуть кивают ветру в лад. А в просветах, где вершины Одиноко смотрят ввысь, Однотонной паутиной Тучи тусклые сплелись. Острый ветер бродит в чаще, Хлещет каплями в окно. Дождь ровней, скучней и чаще Раскрутил веретено. Закрываешь тихо веки — Но далекий плач не стих: Небу скорбному вовеки Слез не выплакать своих. <1910> У БАЛТИЙСКОГО МОРЯ * I Ольховая роща дрожит у морского обрыва, Свежеющий ветер порывисто треплет листву, Со дна долетают размерные всплески и взрывы, И серый туман безнадежно закрыл синеву. Пары, как виденья, роятся, клубятся и тают, Сквозь влажную дымку маячит безбрежная даль, Далекие волны с невидимым небом сливают Раздолье и холод в жемчужно-поющую сталь. Осыпала старые камни, поблекшие травы и мхи — Поднялся лиловый репейник, и эта улыбка цветная Нежнее тумана и дробного шума ольхи… II Гнется тростник и какая-то серая травка, Треплются ивы по ветру — туда и сюда, Путник далекий мелькает в песках, как булавка, Полузарытые бревна лижет морская вода. Небо огромно, и тучи волнисты и сложны, Море шумит, и не счесть белопенных валов. Ветер метет шелестящий песок бездорожный, Мерно за дюнами пенье сосновых стволов. Я, как песчинка, пред этим безбрежным простором, Небо и море огромны, дики и мертвы — К тесным стволам прижимаюсь растерянным взором И наклоняюсь к неясному шуму травы. Ill Ветер борется с плащом И дыханье обрывает. Ветер режущим бичом Черный воздух, рассекает. В небе жутко и темно. Звезды ежатся и стынут. Пляска волн раскрыла дно, Но сейчас другие хлынут. Трепыхаются кусты — Захлебнулись в вихре диком. Из бездонной пустоты Веет вечным и великим. Разметались космы туч И бегут клочками к югу. На закате робкий луч Холодеет от испуга. Волны рвутся и гремят, Закипают тусклой пеной, И опять за рядом ряд Налетает свежей сменой. Только лампа маяка Разгорается далеко, Как усталая тоска, Как задумчивое око. |
