Месяц выбелил пол,

            Месяц молча вошел

Через окна и настежь открытые двери.

Ускользающий взгляд заблудился в портьере.

            Тишина беспокойно кричит,

            И сильней напряженное сердце стучит.

О, как льстиво и приторно пахнет душистый горошек

            На решетке балкона!

С теплым ветром вплывают в пролеты окошек

            Бой полночного звона,

Отдаленные вскрики флиртующих кошек,

            Дробь шагов за углом.

Старый месяц! Твой диск искривленный

Мне сегодня противен и гадок.

            Почти примиренный,

Бегу от навязанных кем-то загадок,

            Не хочу понимать

И не стану чела осквернять

Полосами мучительных складок…

Сторожко дома выступают из темени.

Гаснут окна, как будто глаза закрывают,

Чьи-то нежные руки, забывши о времени,

            В темноте безумолчно играют.

Все вкрадчивей запах горошка,

Все шире лунный разлив.

В оранжевом пятне последнего окошка

            Так выпукло ясны

Бумага, счеты. Кто-то щелкал, щелкал,

Вздыхал, смотрел в окно и снова щелкал…

Старый месяц! Бездушный фанатик!

Мне сегодня сознаться не стыдно —

            К незнакомым рукам,

            Что волнуют рояль по ночам,

Я тянусь, как лунатик!

Цветы от солнца пьяны…

О, сколько их! Взгляни:

Герани и тюльпаны,

Как пестрые огни

На зелени поляны.

            На крылечке припекло,

            Виноград ползет на крышу,

            Где-то близко-близко, слышу,

            Бьется муха о стекло.

Вишневый цвет опал,

Миндальный распустился,

Как розовый коралл

На голых ветках вскрылся

И сердце взволновал.

            Но хозяйка так комично

            Вдоль стволов белье развесила…

            Это было б неприлично,

            Если б не было так весело…

Пусть Бог простит ее,

Как я ее прощаю.

Смотрю — не понимаю

И белое белье

Цветами называю.

Вся ограда

В темных листьях винограда.

Облупилась колоннада. Старый дом уныл и пуст.

Плеск фонтана.

Бог Нептун в ужасных ранах…

Злая жалоба внезапно вырывается из уст:

«Свиньи! Где-нибудь в Берлине,

В серо-каменной твердыне,

На тюках из ассигнаций

Вы сидите каплунами безотлучные года —

Что бы этот дом прекрасный подарить мне навсегда!»

Шум акаций.

Пред оградой Божья Матерь,

Опоясанная хмелем…

На реке зеленый катер

Уморительно пыхтит.

Растревоженный апрелем,

Безработным менестрелем,

Я слоняюсь, я шатаюсь, я бесцельно улыбаюсь,

И кружится под ногами прибережное шоссе.

            Узкий палисадник,

            Белые дорожки,

            Крошечный рассадник,

            Низкие окошки.

Перед красным домиком на стуле

Спит старик в лиловом колпаке.

Разморило, сдался — зноен день в июле…

Спит чубук в опущенной руке.

            Храп, как свист свирели…

            Над макушкой — лозы.

            Распевают шмели,

            Пламенеют розы.

Как нарядно и пестро на клумбах!

Дождь цветов — а садик метра в два.

Карлики стоят на выкрашенных тумбах…

Спит старик… Все ниже голова.

            Сквозь ворота: дворик,

            Плуг, навоз, повозка,

            Выгнутый заборик,

            Тонкая березка…

Стог разрытого и пахнущего сена,

Одуревший от жары петух.

Сказка или правда? «Сказка Андерсена!» —

Кто-то вдруг над ухом рассмеялся вслух.

            Почти перед домом

Тропинка в зеленые горы

            Кружится изломом,

Смущает и радует взоры.

            Айда, без помехи,

К покатой и тихой вершине,

            Где ясны, как вехи,

Деревья в укрытой низине!..

            Дорогой — крапива,

Фиалки и белые кашки,

            А в небе лениво

Плывут золотые барашки.

            Добрался с одышкой,

Уселся на высшую точку.

            Газета под мышкой —

Не знаю, — прочту ли хоть строчку.

            Дома, как игрушки,

Румяное солнце играет,

            Сижу на макушке,

И ветер меня продувает…