ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕНЬ * (Берлин — выборы 1907 г.) Это было так прекрасно — Под Берлинским небосводом Объясненье в нежных чувствах Императора с народом. Много было любопытных, Много было просто сброда, Что при всяком дебоширстве Образует тьму народа… О победе и знаменах Император на балконе Им прочел стихи из Клейста В театрально-пышном тоне. (Не цитировал лишь Канта, Как на свадьбе дочки Круппа, — Потому что Кант народом Понимался очень тупо.) Но в тираде о победе Над врагом-социалистом Император оказался Выдающимся стилистом: «Да-с, Германия умеет Наконец верхом казаться! Скоро будем брать барьеры — Стоит только постараться». Так убийственно логично Говорил он на балконе (Не обмолвившись ни словом Лишь о выборном законе). А любезная супруга Одобрительно вздыхала И сочувственно к народу Носовым платком махала. Немцы были очень рады — Немцы дружно «Hoch» [22]кричали, Ну а шутцманы, конечно, Честь, напыжась, отдавали. А в толпе, на всякий случай, Юрко сыщики шатались, Потому что… потому что — Кое-где и улыбались… <<1907>> <1910> УСПОКОЕНИЕ * (Поcв. русским Бисмаркам) Больной спокоен. Спрячьте в шкап лекарства и посулы! Зрачки потухли, впала грудь и заострились скулы… Больной лоялен… На устах застыли крик и стоны, С веселым карканьем над ним уже кружат вороны… С врачей не спросят. А больной — проснется ли, Бог знает? Сознаться тяжко, но боюсь, что он уже воняет. <1910> ПОСЛАНИЯ Сладок свет, и приятно для глаз видеть солнце. Екклесиаст. XI, 7 ПОСЛАНИЕ ПЕРВОЕ * Семь дней валяюсь на траве Средь бледных незабудок, Уснули мысли в голове И чуть ворчит желудок. Песчаный пляж. Волна скулит, А чайки ловят рыбу. Вдали чиновный инвалид Ведет супругу-глыбу. Друзья! Прошу вас написать — В развратном Петербурге Такой же рай и благодать, Как в тихом Гунгербурге? Семь дней газет я не читал… Скажите, дорогие, Кто в Думе выкинул скандал, Спасая честь России? Народу школа не дана ль За этот срок недельный? Не получил ли пост Лидваль, И как вопрос земельный? Ах да — не вышли ль, наконец, Все левые из Думы? Не утомился ль Шварц-делец? А турки?.. Не в Батуме? Лежу, как лошадь на траве,— Забыл о мире бренном, Но кто-то ноет в голове: Будь злым и современным… Пишите ж, милые, скорей! Условия суровы: Ведь правый думский брадобрей Скандал устроит новый. Тогда, увы, и я, и вы Не будем современны. Ах, горько мне вставать с травы Для злобы дня презренной! 1908 Гунгербург ПОСЛАНИЕ ВТОРОЕ *
Хорошо сидеть под черной смородиной, Дышать, как буйвол, полными легкими, Наслаждаться старой, истрепанной «Родиной» И следить за тучками легкомысленно-легкими. Хорошо, объедаясь ледяной простоквашею, Смотреть с веранды глазами порочными, Как дворник Пэтер с кухаркой Агашею Угощают друг друга поцелуями сочными. Хорошо быть Агашей и дворником Пэтером, Без драм, без принципов, без точек зрения, Начав с конца роман перед вечером, Окончить утром — дуэтом храпения. Бросаю тарелку, томлюсь и завидую, Одеваю шляпу и галстук сиреневый И иду в курзал на свидание с Лидою, Худосочной курсисткой с кожей шагреневой. Навстречу старухи мордатые, злобные, Волочат в песке одеянья суконные, Отвратительно-старые и отвисло-утробные, Ползут и ползут, слово оводы сонные. Где благородство и мудрость их старости? Отжившее мясо в богатой материи Заводит сатиру в ущелие ярости И ведьм вызывает из тьмы суеверия… А рядом юные, в прическах на валиках, В поддельных локонах, с собачьими лицами, Невинно шепчутся о местных скандаликах И друг на друга косятся тигрицами. Курзальные барышни, и жены, и матери! Как вас не трудно смешать с проститутками, Так мелко и тинисто в вашем фарватере, Набитом глупостью и предрассудками… Фальшивит музыка. С кровавой обидою Катится солнце за море вечернее. Встречаюсь сумрачно с курсисткой Лидою — И власть уныния больней и безмернее… Опять о Думе, о жизни и родине, Опять о принципах и точках зрения… А я вздыхаю по черной смородине И полон желчи, и полон презрения… <1908>Гунгербург |
