Благословен степной ковыль,

Сосцы кобыл и воздух пряный.

Обняв кумысную бутыль,

По целым дням сижу, как пьяный.

Над речкой свищут соловьи,

И брекекекствуют лягушки.

В честь их восторженной любви

Тяну кумыс из липкой кружки.

Ленясь, смотрю на берега…

Душа вполне во власти тела —

В неделю правая нога

На девять фунтов пополнела.

Видали ль вы, как степь цветет?

Я не видал, скажу по чести;

Должно быть, милый божий скот

Поел цветы с травою вместе.

Здесь скот весь день среди степей

Навозит, жрет и дрыхнет праздно.

(Такую жизнь у нас, людей,

Мы называем буржуазной.)

Благословен степной ковыль!

Я тоже сплю и обжираюсь,

И на скептический костыль

Лишь по привычке опираюсь.

Бессильно голову склоня,

Качаюсь медленно на стуле

И пью. Наверно, у меня

Хвост конский вырастет в июле.

Какой простор! Вон пара коз

Дерется с пылкостью Аяксов.

В окно влетающий навоз

Милей струи опопонакса.

А там, в углу, перед крыльцом

Сосет рябой котенок суку.

Сей факт с сияющим лицом

Вношу как ценный вклад в науку.

Звенит в ушах, в глазах, в ногах,

С трудом дописываю строчку,

А муха на моих стихах

Пусть за меня поставит точку.

Степное башкирское солнце

Раскрыло пылающий зев.

Завесив рубахой оконце,

Лежу, как растерзанный лев.

И, с мокрым платком на затылке,

Глушу за бутылкой бутылку.

Войдите в мое положенье:

Я в городе солнца алкал!

Дождался — и вот без движенья,

Разинувши мертвый оскал,

Дымящийся, мокрый и жалкий

Смотрю в потолочные балки.

Но солнце, по счастью, залазит

Под вечер в какой-то овраг

И кровью исходит в экстазе,

Как смерти сдающийся враг.

Взлохмаченный, дикий и сонный

К воротам иду монотонно.

В деревне мертво и безлюдно.

Башкиры в кочевья ушли,

Лишь старые идолы нудно

Сидят под плетнями в пыли,

Икают кумысной отрыжкой

И чешут лениво подмышки.

В трехцветно окрашенном кэбе

Помещик катит на обед.

Мечеть выделяется в небе.

Коза забралась в минарет,

А голуби сели на крышу —

От сих впечатлений завишу.

Завишу душою и телом —

Ни книг, ни газет, ни людей!

Одним лишь терпеньем и делом

Спасаюсь от мрачных идей:

У мух обрываю головки

И клецки варю на спиртовке.

           Бронхитный исправник,

Серьезный, как классный наставник,

С покорной тоской на лице,

Дороден, задумчив и лыс,

Сидит на крыльце

И дует кумыс.

           Плевритный священник

Взопрел, как березовый веник,

Отринул на рясе крючки,

И — тощ, близорук, белобрыс,

Уставил в газету очки

И дует кумыс.

           Катарный сатирик,

Истомный и хлипкий, как лирик,

С бессмысленным, пробковым взглядом

Сижу без движения рядом.

Сомлел, распустился, раскис

И дую кумыс.

           «В Полтаве попался мошенник»,—

Читает со вкусом священник.

«Должно быть, из левых»,—

Исправник басит полусонно.

А я прошептал убежденно:

«Из правых».

           Подходит мулла в полосатом,

Пропахшем муллою халате.

Хихикает… Сам-то хорош! —

— Не ты ли, и льстивый и робкий,

В бутылках кумысных даешь

Негодные пробки?

           Его пятилетняя дочка

Сидит, распевая у бочки,

В весьма невоспитанной позе.

Краснею, как скромный поэт,

А дева, копаясь в навозе,

Смеется: «Бояр! Дай конфет!»

           «И в Риге попался мошенник!»

Смакует плевритный священник.

«Повесить бы подлого Витте…» —

Бормочет исправник сквозь сон.

— За что же?! И голос сердитый

Мне буркнул: « все он»…

           Пусть вешает. Должен цинично

Признаться, что мне безразлично.

Исправник глядит на муллу

И тянет ноздрями: «Вонища!»

Священник взывает: «Жарища!»

А я изрекаю хулу:

— Тощища!!

Поутру пошляк чиновник

Прибежал ко мне в экстазе:

— Дорогой мой, на семь фунтов

Пополнел я с воскресенья…

Я поник главою скорбно

И подумал: если дальше

Будет так же продолжаться,

Он поправится, пожалуй.

У реки под тенью ивы

Я над этим долго думал…

Для чего лечить безмозглых,

Пошлых, подлых и ненужных?

Но избитым возраженьем

Сам себя опровергаю:

Кто отл и чит в наше время

Тех, кто нужен, от ненужных?

В самых редких положеньях

Это можно знать наверно:

Если Марков захворает,

То его лечить не стоит.

Только Марковы, к несчастью,

Все здоровы, как барбосы, —

Нервов нет, мозгов два лота

И в желудках много пищи…

У реки под тенью ивы

Я рассматривал природу —

Видел заросли крапивы

И вульгарнейшей полыни.

Но меж ними ни единой

Благородной, пышной розы…

Отчего так редки розы?

Отчего так много дряни?!

По степям бродил в печали:

Все коровник да репейник,

Лебеда, полынь, поганки

И глупейшая ромашка.

Вместо них зачем свободно

Не растут иные злаки —

Рожь, пшеница и картошка,

Помидоры и капуста?

Ах, тогда б для всех на свете

Социальная проблема

Разрешилась моментально…

О дурацкая природа!

Эта мысль меня так мучит,

Эта мысль меня так давит,

Что в волнении глубоком

Не могу писать я больше…