ПРОБУЖДЕНИЕ ВЕСНЫ * Вчера мой кот взглянул на календарь И хвост трубою поднял моментально, Потом подрал на лестницу, как встарь, И завопил тепло и вакханально: — «Весенний брак! Гражданский брак! Спешите, кошки, на чердак…» И кактус мой, — о чудо из чудес,— Залитый чаем и кофейной гущей, Как новый Лазарь, — взял — да и воскрес И с каждым днем прет из земли все пуще. Зеленый шум… Я поражен: «Как много дум наводит он!» Уже с панелей смерзшуюся грязь, Ругаясь, скалывают дворники лихие. Уже ко мне забрел сегодня «князь», Взял теплый шарф и лыжи беговые… — Весна, весна! — Пою, как бард: Несите зимний хлам в ломбард. Сияет солнышко. Ей-богу, ничего! Весенняя лазурь спугнула дым и копоть, Мороз уже не щиплет никого, Но многим нечего, как и зимою, лопать… Деревья ждут… Гниет вода, И пьяных больше, чем всегда. Создатель мой! Спасибо за весну! — Я думал, что она не возвратится,— Но… дай сбежать в лесную тишину От злобы дня, холеры и столицы! Весенний ветер за дверьми… В кого б влюбиться, черт возьми? <1909> КРЕЙЦЕРОВА СОНАТА * Квартирант сидит на чемодане И задумчиво рассматривает пол. Те же стулья, и кровать, и стол, И такая же обивка на диване, И такой же «бигус» на обед,— Но на всем какой-то новый свет… Блещут икры полной прачки Феклы. Перегнулся сильный стан во двор. Как нестройный, шаловливый хор, Верещат намыленные стекла, И заплаты голубых небес Обещают тысячи чудес. Квартирант сидит на чемодане. Груды книжек покрывают пол. Злые стекла свищут: эй, осел! Квартирант копается в кармане, Вынимает стертый четвертак, Ключ, сургуч, копейку и пятак… За окном стена в сырых узорах, Сотни ржавых труб вонзились в высоту, А в Крыму миндаль уже в цвету… Вешний ветер закрутился в шторах И не может выбраться никак. Квартирант пропьет свой четвертак! Так пропьет, что небу станет жарко. Стекла вымыты. Опять тоска и тишь. Фекла, Фекла, что же ты молчишь? Будь хоть ты решительной и яркой: Подойди, возьми его за чуб И ожги огнем весенних губ… Квартирант и Фекла на диване. О, какой торжественный момент! — Ты — народ, а я интеллигент,— Говорит он ей среди лобзаний. — Наконец-то, здесь, сейчас, вдвоем, Я тебя, а ты меня — поймем… <1909> ОТЪЕЗД ПЕТЕРБУРЖЦА * Середина мая и деревья голы… Словно Третья Дума делала весну! В зеркало смотрю я, злой и невеселый, Смазывая иодом щеку и десну. Кожа облупилась, складочки и складки, Из зрачков сочится скука многих лет. Кто ты, худосочный, жиденький и гадкий? Я?! О, нет, не надо, ради Бога, нет! Злобно содрогаюсь в спазме эстетизма И иду к корзине складывать багаж: Белая жилетка, Бальмонт, шипр и клизма, Желтые ботинки, Брюсов и бандаж. Пусть мои враги томятся в Петербурге! Еду, еду, еду — радостно и вдруг. Ведь не догадались думские Ликурги Запрещать на лето удирать на юг. Синие кредитки вместо Синей Птицы Унесут туда, где солнце, степь и тишь. Слезы увлажняют редкие ресницы: Солнце… Степь и солнце, вместо стен и крыш. Был я богоборцем, был я мифотворцем (Не забыть панаму, плащ, спермин и «код»), Но сейчас мне ясно: только тошнотворцем, Только тошнотворцем был я целый год… Надо подписаться завтра на газеты, Чтобы от культуры нашей не отстать, Заказать плац-карту, починить штиблеты (Сбегать к даме сердца можно нынче в пять). К прачке и в ломбард, к дантисту-иноверцу, К доктору — и прочь от берегов Невы! В голове — надежды вспыхнувшего сердца, В сердце — скептицизм усталой головы… <1909> ИСКАТЕЛЬ * (Из дневника современника) С горя я пошел к врачу. Врач пенсне напялил на нос: «Нервность. Слабость. Очень рано-с! Ну-с, так я вам закачу Гунияди-Янос». Кровь ударила в виски: Гунияди?! От вопросов, От безверья, от тоски?! Врач сказал: «Я — не философ. До свиданья». Я к философу пришел: «Есть ли цель? Иль книги — ширмы? Правда „школ“ — ведь правда фирмы? Я живу, как темный вол. Объясните!» Заходил цветной халат Парой Егеревских нижних: «Здесь бессилен сам Сократ! Вы — профан. Ищите ближних». — Очень рад. В переулке я поймал Человека с ясным взглядом. Я пошел тихонько рядом: — Здравствуй, ближний… «Вы нахал!» — Извините… Я пришел домой в чаду, Переполненный раздумьем. Мысль играла в чехарду, То с насмешкой, то с безумьем. Пропаду! Тихо входит няня в дверь. Вот еще один философ: «Что сидишь, как дикий зверь? Плюнь, да веруй — без вопросов…» — В Гунияди? «Гу-ни-я-ди? Кто такой? Не немецкий ли святой? Для спасения души — Все святые хороши…» Вышла. <1909> |
