ТРАГЕДИЯ * «Рожденный быть кассиром в тихой бане…» Рожденный быть кассиром в тихой бане Иль а гентом по заготовке шпал, Семен Бубнов, сверх всяких ожиданий, Игрой судьбы в редакторы попал. Огромный стол. Перо и десть бумаги,— Сидит Бубнов, задравши кнопку-нос… Не много нужно знаний и отваги, Чтоб ляпать всем: «Возьмем», «Не подошло-с!». Кто в первый раз, — скостит наполовину, Кто во второй, — на четверть иль на треть… А в третий раз — пришли хоть требушину, Сейчас в набор, не станет и смотреть! Так тридцать лет чернильным папуасом Четвертовал он слово, мысль и вкус, И, наконец, опившись как-то квасом, Икнул и помер, вздувшись, словно флюс… В некрологах, средь пышных восклицаний, Никто, конечно, вслух не произнес, Что он, служа кассиром в тихой бане, Наверно, больше б пользы всем принес. <<1912>> <1922> CRITICUS *
(К картине Бёклина) В зубах гусиное перо, В сухих глазах гроза расправы… Вот он — чернильное ядро, Цепной барбос у храма Славы. Какая злая голова! Вихры свирепей змей Медузы, Лоб прокурора, челюсть льва,— Закройте в страхе лица, Музы!.. На вашей коже он сейчас Пересчитает все веснушки, Нахрапом влезет на Парнас И всех облает вас с макушки: «Гав-гав! Мой суд — закон для всех! Я гид с универсальным вкусом. Чему я чужд — то смертный грех: Бесцветно! Плоско! Двойка с плюсом!» Сгребет в намордник все мечты, Польет ремесленною злобой И к сердцу Новой Красоты Привесит пломбу с низкой пробой. <<1912>> <1922> ЛИТЕРАТОРЫ НА КАПРИ * На скалах вечерние розы горят. Со скал долетает гуденье: «Четвертую часть возвратили назад И требуют вновь сокращенья…» Пониже, средь кактусов пыльно сухих Весь воздух тоской намозолен: «Почто, Алексеич, задумчив и тих?» — «Последней главой недоволен…» А с моря, сквозь шлепанье сонной волны, С далекой доносится барки: «Сто раз переделывай! Очень умны! И так нет строки без помарки…» 1912 ИЗ ЗЕЛЕНОЙ ТЕТРАДКИ * I Холодный ветер разметал рассаду. Мрак, мертвый сон и дребезжанье штофов… Бодрись, народ! Димитрий Философов Зажег «Неугасимую Лампаду». II А. Рославлев Без галстука и чина, Настроив контрабас, Размашистый мужчина Взобрался на Парнас. Как друг, облапил Феба, Взял у него аванс И, сочно сплюнув в небо, Сел с Музой в преферанс. III Почему-то у «толстых» журналов, Как у толстых девиц средних лет, Слов и рыхлого мяса немало,— Но совсем темперамента нет. IV ЧИТАТЕЛЬ Бабкин смел, — прочел Сенеку И, насвистывая туш, Снес его в библиотеку, На полях отметив: «Чушь!» Бабкин, друг, — суровый критик, Ты подумал ли хоть раз, Что безногий паралитик Легкой серне не указ?.. V СТИЛИЗАЦИЯ К баронессе Аксан’Грав Влез в окно голландский граф. Ауслендер все до слова Записал из-под алькова, Надушил со всех сторон И отправил в «Аполлон»; Через месяц — деньги, лавры И кузминские литавры. VI ТОНКАЯ РАЗНИЦА Порой вам «знаменитость» Подаст, забыв маститость, Пять пальцев с миной льва. Зато его супруга (И то довольно туго) — Всегда подаст лишь два. VII Немало критиков сейчас, Для развлечения баранов, Ведут подробный счет опискам… Рекомендую в добрый час Дать этим мелким василискам Губернский титул «критиканов». VIII В АЛЬБОМ БРЮСОВУ Люди свыклись с древним предрассудком (Сотни лет он был бессменно свят),— Что талант не может быть ублюдком, Что душа и дар — сестра и брат. Но теперь такой рецепт — рутина И, увы, не стоит ни гроша: Стиль — алмаз, талант, как хвост павлина, А внутри… бездарная душа. <<1912>> <1922> |
