— А сколько вас сейчас здесь?
— Все обитатели Дварвена, — сказала Арилла. — Тысяча сто двадцать три.
— И где же все эти волшебники и маги? — спросил лорд Штейн.
Арилла с улыбкой посмотрела на главнокомандующего Рори, а затем перевела взгляд на Штейна:
— Все, кроме нескольких человек, находятся за рекой, в Валоне.
— А кто отсутствует? — полюбопытствовал Белгон.
— Мы трое, поскольку находимся здесь, — ответила Арилла, — и Дэлавар, волк–волшебник. Но где он, нам неизвестно.
— Дэлавар? — отрывисто буркнул Белгон. — Это тот, который меняет облик?
— Вы напрасно недооцениваете Дэлавара, — сказал Фенерин. — Он сражался на стороне Верховного правителя Блейна в битве у Тигеля Хела.
— Пф! В храбрости ему не откажешь, но маг он никудышный, — пробубнил Белгон.
Алорн повернул голову в сторону Белгона:
— Я бы не высказывал в отношении его столь скоропалительных суждений. Я слышал, что он обладает даром создавать иллюзии, а также о том, что в его жилах течет кровь Вадарии.
— Ба–а! — прогудел Белгон. — Против Камня Драконов его способности ничего не стоят. Глаза драконов проникают через все навеянные иллюзии, а на стороне наших врагов не кто иной, как Эбонскайт. Нет, Алорн, наивно полагать, что Дэлавар, волк–волшебник, окажет хоть какое–либо влияние на исход этой войны.
Алор успел лишь открыть рот, чтобы ответить Белгону, но король Гарон поднял руку, прося его помолчать.
— Друзья мои, — обратился он к спорящим, — позвольте напомнить, что собрались мы здесь не для того, чтобы обсуждать достоинства Дэлавара, а для того, чтобы выработать план действий против надвигающегося вторжения. Я не услышал здесь ничего более разумного, чем стратегический план, предложенный главнокомандующим Рори, и тактические приемы ведения войны, предложенные Рионом. Если у вас есть лучшие идеи, давайте послушаем и обсудим их.
В конце ноября Кутсен Йонг призвал Идрала в свой золотой дворец на колесах.
— Слушаю вас, мой господин.
Кутсен Йонг жестом указал на стоящего на коленях у трона гонца:
— Мои командиры прислали донесение о том, что они захватили небольшую деревушку, расположенную в предгорьях на севере. Я хочу, чтобы ты отправился туда и освятил храм в честь Джиду Шангди.
— Но, мой господин, ведь вы сами сказали, что деревня маленькая, так, может быть, кто–нибудь из жрецов более низкого ранга сможет…
— Ты что, вздумал противоречить мне, Идрал?
— Нет, мой господин. Просто…
— Идрал, успокойся и будь осмотрительнее: я хочу освятить в честь Джиду Шангди бесчисленное количество храмов, помногу в каждом большом и малом городе, а в каждой деревне по крайней мере по одному, а то и больше… Да, да, в каждой, даже самой маленькой, деревушке. Храмы по всему миру, который перейдет под мое законное управление. А когда Ревнивый бог увидит, что я свершил, тогда он возвысит меня до такого положения, что я буду править, сидя рядом с ним. — При этих словах лицо Идрала стало мертвенно–бледным, а кулаки сжались столь сильно, что ногти до крови впились в ладони. Он не проронил ни слова, а Кутсен Йонг продолжал: — А кто, мой главный советник Идрал, освятит эти храмы лучше, чем ты?
— Лучше, конечно, никто, мой господин, — прошептал желтоглазый.
Кутсен Йонг обратился к коленопреклоненному гонцу:
— Слушай меня, посланник, ты поведешь моего советника и его личную охрану в эту деревню… Как ее… — Он щелкнул пальцами.
— Инге, мой господин, — подсказал курьер, не поднимая склоненной головы.— Деревенские жители называют ее Инге.
Глаза Идрала широко раскрылись от удивления, но он не проронил ни слова.
— Да, Инге, — сказал Кутсен Йонг. — Ты ведь, кажется, слышал об этой деревне, Идрал?
Идрал улыбнулся:
— Да, господин мой. Я проходил мимо нее однажды, а может, дважды, но было это в давно прошедшие времена.
По Арденской долине разнесся заливистый звук серебряного горна и раздался громкий цокот копыт. В селение эльфов галопом влетела всадница на взмыленной лошади. Торопливо спешившись, она кинула повод на руки оказавшегося рядом лаэна и, бросив ему на ходу: «Посмотри за лошадью!» — быстрым шагом, почти бегом, влетела в Коронный Зал. Длинные черные волосы, покрывающие спину почти до талии, развевались в такт ее упругой походке. В Коронном Зале сидел алор Инарион и беседовал с дарой Риатой и алором Урусом.
Увидев поспешно вошедшую гостью, Инарион поднялся ей навстречу и, учтиво поклонившись, сказал:
— Не часто дильваны оказывают нам честь своим визитом. Стройная, невысокого роста, не более четырех футов и шести дюймов, дара грациозно поклонилась присутствующим, и ее голубые глаза остановились на лице правителя лаэнов.
— Алор Инарион, старейшина северных областей Релля?
— К вашим услугам, а вы, позвольте?..
— Дара Вейл из Дарда Эриниан, я здесь для того, чтобы призвать тебя.
— В Дарда Эриниан?
— Нет, мой алор. В Валон. Вместе со всеми силами, имеющимися в твоем распоряжении.
В ночной тьме на вересковой пустоши в далеком Гроне, перед Железной Башней у двери, ведущей в усыпальницу, стояли три варорца. Сооружение из черного камня, наверняка возведенное гномами, словно наваливалось своей тяжестью на стоящих подле него. Варорцы зажгли принесенный с собой фонарь и в его свете смогли рассмотреть три имени, вырезанных на камне; под одним именем виднелась добавленная, по всей видимости впоследствии, фраза: ДАННЕР БРАМБЕЛТОРН, КОРОЛЬ РИЛЬСКОЙ ГОРЫ. На двух варорцах были надеты доспехи — на баккане посеребренные, на дамне позолоченные. Третий баккан был одет в обычную кожаную одежду.
Общими усилиями троица смогла приоткрыть тяжелую дверь настолько, чтобы проникнуть внутрь, однако они не сразу решились сделать шаг в темноту за дверью, переминаясь и поглядывая друг на друга своими сверкающими, как драгоценные камни, глазами.
— Не нравится мне это разграбление могил, — сказал варорец в посеребренных доспехах.
— Однако сделать это необходимо, — ответила дамна в позолоченных доспехах. — Я предполагаю, Аурион Красноокий тоже вызывал темных. — Она содрогнулась от воспоминаний. — И я думаю, что никто из нас не пренебрег им, как и шансом еще одного посещения. К тому же времени у нас мало, а путь до Валона долгий, и нас будут ждать.
Стиснув зубы и сжав в правой руке кинжал, баккан, одетый в кожу, поднял повыше фонарь, который держал в левой руке, и вошел в черноту, лежащую за дверью, его спутники последовали за ним.
Посыльный прибыл с донесением в Каэр Пендвир: кистанские пираты уплыли на своих кораблях в южные порты Авагонского моря, и там же собирались армии Гиреи, Кхема, Шаббы, Тиры и Сарейна.
Эбонскайт наблюдал за полетами фаэлей. Вот сейчас один полетел на восток от Золотой Орды; другой, изредка взмахивая крыльями, взял путь в сторону маленькой деревушки на севере, видимо продолжая вести наблюдение за желтоглазым. Временами, на протяжении нескольких последних недель, другие фаэли появлялись и исчезали, — видимо, это были курьеры. Но сейчас в небе было только двое этих пернатых, и они все летали и летали до тех пор, пока хваленое зрение дракона могло различить их в сумерках угасающего дня. И могучий огненный дракон так ничего и никому не сказал о летающих по поднебесью существах.
В деревне Инге, лежащей у южных предгорий Гримволла, почти на стыке границ Хала и Аралана, на главной площади, в центре только что воздвигнутого храма стоял желтоглазый человек. При бледном свете фонаря в его окровавленной руке был отчетливо виден длинный тонкий нож; засученные до локтей рукава делали желтоглазого еще более устрашающим. Перед ним на алтаре лежало что–то влажное, ярко–малинового цвета. С алтаря струились обильные потоки, стекающие в круглые лужицы. В окружении одетых в чешуйчатые кольчуги воинов, руки которых сжимали тяжелые кривые сабли, стояли согнанные сюда деревенские жители: некоторые плакали, отведя глаза в сторону; другие что–то бормотали про себя, потеряв от страха рассудок и глядя с ужасом на то, что было когда–то их старостой, не имея сил отвести взгляд от останков несчастного и остановить взгляд на чем–либо другом; были и такие, кто не смог сдержать рвотные позывы, и теперь, стоя на коленях, глотали заполнявшую рты желчь. А то, что лежало на алтаре, было еще недавно человеком, человеком, которого пытали, сдирая заживо кожу, а под конец вспороли ему грудную клетку и живот. И сейчас по изувеченному телу прошла последняя судорога, с которой ушла и жизнь. Жители, смотревшие на это, не могли сдержать рыдания.