Однако пятеро из группы не пошли внутрь с остальными, а остались на месте под звездным небом, для того чтобы исполнить ритуальный обряд смены времен года, принятый у эльфов.

Первый день года совпал с последним, двенадцатым днем праздника, и на рассвете следующего дня пятеро путешественников сердечно простились с гномами. Белор поручил Кельку провести их через Крагген–кор до самых Закатных Врат, что составляло примерно сорок четыре мили, потому что зима накрепко сковала землю и все пути через Гримволлские горы, засыпанные толстым слоем снега, стали сейчас непроходимыми. Но жестокая рука зимы не коснулась дороги, пролегающей с востока на запад под Гримволлом.

Путники вывели своих лошадей и пони, на котором путешествовала Фэрил; животные были в хорошей форме, поскольку их практически ежедневно выгуливали на поверхности, чтобы тяжесть каменной массы над их головами не слишком нервировала их. По крайней мере так предполагала Фэрил.

Король Белор вышел к ним и одарил каждого маленьким фонариком с колпачком–абажуром; искусно сработанные из меди и стекла руками гномов, эти светильники не требовали горючего, лишь время от времени их необходимо было выставлять на солнечный свет. Он по очереди попрощался с каждым, а когда подошел к Бэйру, то обнял мальчика и прошептал ему на ухо три слова: «Полагайся на веревку».

— Я буду полагаться на веревку, — ответил Бэйр, — так же как и на зажимы, кольца, костыли и страховочный пояс.

— Я хорошо обучил вас, господин Бэйр, — смеясь, сказал Белор, а затем, посерьезнев, добавил: — Помни все то, чему ты научился.

Когда прощание закончилось и король ушел, Кельк сказал:

— Ну что, в путь, иначе мы только к лету доберемся до Закатных Врат.

Они сели на коней и тронулись в путь. Кельк вел их по проходам, где не было лестниц и могли бы пройти лошади.

— Я не хочу, чтобы они обезножели, — сказал гном. — Этот маршрут специально предназначен для пони и конных повозок: он пролегает от одних ворот до других.

Время от времени им приходилось спешиваться и вести лошадей под уздцы; на пути им попадались станции, где они могли дать отдых лошадям и самим себе. Они продвигались вперед, оставляя позади залы и коридоры, пересечения, соединения и разветвления дорог. Тысячелетия потребовались на то, чтобы вырубить в камне всю эту подземную сеть. Оказавшись в этом лабиринте переходов и коридоров без провожатого, они вряд ли смогли бы выбраться на поверхность.

Когда они остановились на очередной привал и лошади стали пить из озерца, наполняемого подземными источниками, Бэйр спросил:

— Кельк, как вы умудряетесь все это помнить? Лично у меня все в голове перепуталось.

Кельк некоторое время молча смотрел на мальчика и, похоже, не собирался отвечать, но в конце концов сказал:

— Я несколько раз доходил до Закатных Врат этим путем, и к тому же мы, чакка, не можем потерять свои ступни.

— Потерять свои ступни?

На этот раз Кельк оставил вопрос без ответа. Молчание затянулось, и наконец Араван прервал его, сказав:

— Дет над та а Чакка на, Сол Кельк.

Кельк в изумлении посмотрел на Аравана:

— Да так Чаккур?

Араван кивнул:

— Ти. — Затем, обведя глазами своих спутников и внимательно поглядев на Келька, он произнес на общем языке: — Меня научили гномы из моей военной дружины, которые плавали со мной на «Эройене».

Кельк кивнул и, посмотрев на Бэйра, сказал:

— Господин Араван прав, это не секрет чакка, хотя он известен немногим: мы не можем потерять следы своих ступней, потому что, куда бы мы ни направились по земной поверхности, тропа, по которой мы прошли, остается с нами навсегда.

— Как понять «остается с нами навсегда»?

— Мы можем пройти дорогой, по которой хоть однажды прошли, даже если нам придется идти с завязанными глазами. И не только по тропам и дорогам, которые мы прошагали пешком, но и там, где мы проехали верхом или в повозке. И, разве что в бессознательном состоянии или будучи тяжелобольными, мы можем не запомнить путь.

— Господи, ведь это же отменный дар! — восхитилась Фэрил. Она повернулась к Аравану и спросила: — А в море это срабатывает?

— Нет, — ответил Араван, и Кельк эхом повторил:

— На.

— А если бы вы летели по воздуху, как птица? — спросил Бэйр, теребя пальцами кулон, висящий у него на шее.

Рыжеволосый гном засмеялся и пожал плечами, а потом сказал:

— Я не знаю ни одного чакка, который бы летал, как птица, но я думаю, что ответ на твой вопрос, мальчик, должен быть отрицательным. Только идя по земле и в здравом уме, мы не теряем свои ступни. — Сказав это, он встал и деловито произнес: — Лошади напились, и нам надо спешить.

Они двинулись вперед, делая остановки тогда, когда Араван и Риата сообщали, что наступил полдень, и никто не спорил с ними. Эльфы обладали даром узнавать положение небесных тел, даже находясь под землей, — даром, которого Бэйр был лишен. На привалах они кормили лошадей и ели сами: хлеб, который испекли для них гномы в своей пекарне, с ломтями жареного мяса, оставшегося после двенадцатидневного праздника. Они ели яблоки, отдавая сердцевинки животным, и те, только заслышав хруст, сразу же поворачивали головы, ожидая очередной лакомый огрызок.

Путники остановились на ночлег в подземном зале, расположенном примерно на середине пути, и здесь заметили, что цвет камня изменился с красного на черный.

— Под нами Аггарат, а позади Равенор,— объявил Кельк,— первый вы называете Темным Шпилем, а второй Шлемом Бурь.

— На языке сильва мы называем их Эйвор и Корон, — сказал Бэйр.

Кельк улыбнулся:

— Четыре горы Куадрана известны под многими именами, и среди них те, что ты упомянул. Но знаешь ли ты о том, что еще одно имя дано Равенору вдобавок к Шлему Бурь и Корону? И имя это — Молот.

Бэйр покачал головой:

— Нет.

— Это из–за того, что молнии постоянно ударяют в его вершину во время бури.

Глаза Бэйра широко раскрылись, он мысленно представил себе, как это происходит, и вслух произнес:

— Думаю, что когда–нибудь я увижу такой шторм. Взгляд Келька, надолго остановившийся на лице мальчика, стал печальным, наконец он сказал:

— Возможно, когда–нибудь ты увидишь.

Весь следующий день они настойчиво продвигались вперед, проходя по черным гранитным коридорам, переходам, туннелям, то соединяющимся, то разветвляющимся и убегающим в темноту; они двигались в юго–западном направлении — по крайней мере так показывала игла Бэйра. Они то поднимались, то спускались по склонам и наконец дошли до одной из привальных станций, расположенных по всей длине подземного маршрута, по которому вел их Кельк. Но нигде по пути им не встретился ни один гном, никто не обогнал их, и никто не проехал им навстречу.

— Ведь сейчас зима, — объяснил Кельк, когда его спросили об этом, — работа и торговля почти замерли. Но и сейчас мы не расслабляемся и не теряем бдительности: Закатные Врата хорошо охраняются.

— Но постойте, — сказала Фэрил, оглядываясь назад, — ведь все гномы только что отпраздновали Шеол, разве стража при Закатных Вратах не принимала участия в торжествах? И если принимала, то должны же мы были встретить тех, кто находился в карауле в это время вместо них?

Кельк покачал головой:

— Праздник в честь прихода зимы не обошел стороной стражников Закатных Врат — у них там есть своя кухни и богатые запасы провизии.

— Отлично, — сказал Урус. — Надеюсь, там нам предложат горячую пищу.

— Па, я тоже, — радостно поддержал его Бэйр. — Я тоже надеюсь.

Это было время заката, так по крайней мере утверждал Араван, когда они вступили в лабиринт пещер, расположенных у западного входа. Они поставили животных в стойла, напоили и накормили их, смазали потертости от сбруи, после чего сами расположились на отдых, воздав по заслугам горячей пище, которую им подали в обеденном зале, где столовался личный состав караульной службы, охраняющей Закатные Врата.