На лице Бэйра появилось выражение горького разочарования.
— Так, по–твоему, дядя, эти так называемые боги способны на такое?
Араван пожал плечами:
— А может, и нет.
Бэйр не мог сдержать негодования и непроизвольно зарычал, в этот миг «Эройен» взлетел на высокую волну и, пробыв мгновение в почти вертикальном положении, ринулся вниз в провал между волнами, затем следующая волна ударила в корму корабля.
Араван нахмурился:
— Море начинает расходиться. Нам надо быстро покончить с ужином и поспешить в рулевую рубку.
Итак, отложив до лучших времен решение вопроса о том, можно ли считать богов истинными богами или просто обладателями огромной силы, — вопроса, на который никто не мог бы дать ответа, подкрепленного достоверными фактами, Араван и Бэйр второпях закончили ужин и поспешили на мостик.
А Руалла между тем вовсю показывала свой капризный нрав и непостоянство, дуя то в ту, то в эту стороны. Временами западный ветер круто менял направление, в одночасье становясь восточным, дующим прямо навстречу кораблю, и тогда «Эройену» приходилось лавировать, а попросту говоря, вступать в длительную и упорную борьбу с ветром и течением. Но, несмотря на капризы богини, корабль упорно шел вперед. В тот день, когда он прошел через Серебряные проливы, небо стало голубым, свежий ветер задул в корму и все неприятности остались позади. «Эройен» дошел до Серебряных проливов за тридцать один день; все эти дни экипаж пребывал в постоянной тревоге, размышляя о том, какие ужасы ждут их впереди,— ведь опаснее этих вод во всем мире считалась лишь полоса Великих Вихрей. Но проливы встретили корабль с таким же спокойствием, с каким корова встречает хозяйку.
Через три дня «Эройен» вошел в южную часть Уэстонского океана.
Но при таких, казалось бы, благоприятных обстоятельствах средняя скорость судна была всего шесть узлов, и Араван с каждым днем становился все более вспыльчивым и нервным.
«Эройен» плыл по Уэстонскому океану, пересекая его по дуге и постепенно поднимаясь вверх от полярных к более теплым широтам. Экипажу пришлось не раз поработать веслами в штилевых полосах. Наконец корабль вошел в Кистанские проливы, и весь экипаж сразу же привел баллисты в боевую готовность. Но ни разу они не заметили на горизонте малиновых парусов.
Десятого июня — это был восемьдесят первый день со дня, когда они подняли паруса у Великого Водоворота,— «Эройен» вошел в бухту Арбалинского порта. Город отстраивался заново, буквально возрождаясь из пепла, поскольку, когда они видели его в последний раз, он был сожжен дотла.
Лодка с лоцманом не вышла им навстречу, поэтому Араван, Бэйр, Толстяк Джим, Брай и Длинный Том уселись в шлюпку и направились в район доков, который уже был отстроен. И там они узнали о том, что война закончилась, что с Золотой Ордой, Кулаками Ракка и кистанскими пиратами покончено, и покончили с ними драконы, которые, по всей вероятности, собрались со всего Митгара.
— Не пощадили никого, перебили всех до одного: и людей, и лошадей, и быков… Сожгли все фургоны и повозки, все корабли. Некоторые говорили о громадном золотом дворце на колесах — так и его тоже сожгли, — поведал капитан порта. — Так им и надо, хотя бы за все то, что они сотворили на Арбалине. Поджигали дома, убивали всех, кто попадался под руку. Правда, большинство жителей успело спастись бегством.
— Вам что–нибудь известно о Лариссе? — спросил Том хриплым от сдерживаемого волнения голосом.
— О Лариссе?
— Да, это одна из девиц из гостиницы «Красные Шлепанцы», — пояснил Том.
— А, вы имеете в виду дам. Так все они исчезли из города, как только малиновые паруса показались над горизонтом. Но после того как пираты и им подобная публика покинули город, одним из первых отстроенных зданий была именно эта гостиница, и все дамы вернулись туда.
Длинный Том сдернул с головы шапку и выразительно посмотрел на Аравана:
— Капитан, будьте добры, позвольте мне сейчас повидаться с ней, мне необходимо удостовериться в том, что у нее действительно все в порядке.
— Конечно, Том, иди, — ответил Араван.
Моряк сорвался с места и побежал в город, а капитан порта, глядя ему вслед, сказал:
— Странная вещь, однако, но спустя несколько дней после того, как пираты отплыли отсюда, море обмелело примерно на фут… А произошло это в тот день, когда драконы перебили вражеские войска. Все было так, как будто кто–то где–то сделал громадный глоток, море обмелело и до сих пор не вернулось к прежнему уровню.
— Бездна, — пробормотал Бэйр, глядя на Аравана.
— Что? — не расслышав, переспросил капитан порта.
— Мне думается, что вода ушла в Бездну, — сказал Бэйр. — А если это так, то она ушла навсегда.
Капитан порта в недоумении покачал головой, а Араван, обратясь к Толстяку Джиму и Браю, сказал:
— Плывите назад на «Эройен» и передайте Нику: пусть посменно в течение двух дней отпускает команду на берег. Вы оба пойдете в первой партии. А кто захочет повидаться со мной, найдет меня в «Красных Шлепанцах». Передай всему экипажу, что я расплачусь с ними полностью за все.
— Слушаюсь, капитан, — с готовностью ответил Толстяк Джим, и по его лицу расплылась широченная улыбка.
Матросы уселись в шлюпку, а Араван с Бэйром направились в гостиницу.
— Мы пробудем здесь два дня и отметим вместе с командой успешное окончание плавания, тем более что они поработали на славу. А на третий день мы отправимся в Арден. Давно пора сообщить твоим родным и близким о том, что ты жив и здоров.
Бэйр согласно кивнул:
— Наверняка для них это будет сюрпризом, ведь прошло… Ничего себе! Уже год и восемь месяцев, с тех пор как я ушел из дому.
Араван усмехнулся:
— По–моему, правильнее было бы сказать: «с тех пор как я сбежал из дому».
Бэйр покраснел, но возразил:
— Тогда мне бы никто не позволил принять самостоятельное решение.
Араван воздел вверх руки, как бы давая этим жестом понять, что повода для спора нет, и добавил:
— Мне ты доказал, и не один раз, что отлично можешь принимать решения, причем правильные.
Они молча пошли дальше по направлению к «Красным Шлепанцам». Через некоторое время Бэйр, нарушив молчание, спросил:
— А что будет с «Эройеном»? Как я понял, мы оставляем его здесь?
— Временно, под наблюдением Тома и Ника. Он будет в хороших руках.
Вскоре они уже входили в гостиницу.
В течение двух следующих дней Араван и Бэйр вместе с командой отметили благополучное окончание путешествия, отдыхали, пили, ели, веселились, играли, боролись и делали все, что приходило им в головы. На второй день утром прибыл фургон из Ворнхольта с большой бочкой темного густого пива, и Араван купил изрядное количество, а именно пятьдесят два галлона [34], для команды «Эройена».
Араван, передавая Бэйру кружку с пивом, сказал:
— Будь осторожен, элар, ворнхольтский эль достаточно крепкий, и я заранее прошу: веди себя прилично.
— Прилично, дядя? Да будет тебе известно, что я могу держать себя в руках, выпив любое количество. Эй, Длинный Том, присоединяйся.
Араван только покачал головой, подивившись неосмотрительности юноши, а Том подошел к их столику рука об руку с миниатюрной рыжеволосой женщиной.
— Капитан, господин Бэйр, позвольте представить вам Лариссу. Она согласилась стать моей женой.
— Ага! — воскликнул Бэйр, поднимая свою кружку. — По этому случаю необходимо произнести тост! Может, ты его и произнесешь?
Долго еще продолжалось веселье в тот вечер.
На следующее утро бледный и трясущийся в ознобе Бэйр, шатаясь, приковылял в общий зал. Одежда его была смята, один башмак он держал в руке, второй был на ноге, правда не на той. Он плюхнулся за стол, где уже завтракал Араван.
— Дядя, дядя, мне кажется, что этой ночью я занимался любовью с темноглазой женщиной, но я ничего не помню. Я хочу сказать, что, когда я проснулся, она была в моей кровати, а может быть, наоборот, я был в ее кровати,— этого я точно сказать не могу. Что мне делать?