Голос И. С. Козловского — большого диапазона со свободным верхним регистром (до МИ 2-й октавы), отличался неповторимой серебристой окраской. В молодости несколько резковатый на верхних нотах тембр голоса Козловского (возможно, из-за необходимости все время заполнять звуком пространство самого большого театрального зала Москвы), с годами все более приобретал теплую глубину и мягкость. Мало кто мог сравниться с ним и в искусстве сценического перевоплощения. Он не понимал и осуждал певцов, которые считали оперу просто «костюмированным вокалом», и заботились лишь о том, чтобы голос звучал чисто и не сорвался на верхней ноте… Владея в совершенстве не только вокальной техникой, но и искусством перевоплощения, И. С. Козловский создал незабываемые образы Ленского («Евгений Онегин» П. Чайковского), Лоэнгрина («Лоэнгрин» Р. Вагнера), Берендея («Снегурочка» Н. Римского-Корсакова), Хозе («Кармен» Ж. Бизе) и немало других. Оперный репертуар певца насчитывает около 30 ведущих партий мирового репертуара. Не говоря о том, что все его герои различны по характеру, «живут» в разных эпохах; вокальный диапазон его тоже уникален: от драматического тенора (Хозе), до тенора-альтино (Звездочет в «Золотом петушке» Н. Римского-Корсакова).

Работая над партиями мирового репертуара, актер использовал каждый раз другую тембровую окраску голоса, другую пластику. И всегда исполнял на полную вокальную и эмоциональную силу. С годами перед ответственными спектаклями или концертами молчал по несколько дней, чтобы сэкономить силы, но пел на полный голос. Говорил: «Люди пришли слушать Козловского и они должны услышать пение, а не немощный шепот…».

В воспоминаниях о своем педагоге Елене Александровне Муравьёвой Козловский писал: «…не каждый певец имеет право учить других. Для этого надо иметь особое дарование». В себе такого дарования И. Козловский не ощущал, зато само выступление с ним в оперных спектаклях уже было уроком. Мастер требовал от партнеров по спектаклю не только безупречного вокального исполнения партий, но и естественности мизансцен, совершенного актерского перевоплощения.

Начав актерский путь в передвижных украинских театрах, И. С. Козловский знал, какой признательный зритель ждет артиста за стенами оперных театров… Поставив себе цель как можно шире пропагандировать оперное искусство, он в 1938 г. создал в Москве и до 1941 г. руководил Государственным ансамблем оперы. Это давало возможность исполнять основные виднейшие произведения отечественного и мирового оперного репертуара в городах, где не было больших театральных помещений, прямо в цехах и сельских клубах. Причем руководствовался художник отнюдь не желанием заработать легкую популярность или деньги. Он мечтал об опере-концерте, в котором сохранилось бы напряжение сценического действия и сюжетного развития, где можно было бы достичь синтеза пения и драматической игры (что, собственно, присуще самой природе украинского театра). В Ансамбле оперы Козловский осуществил собственные постановки некоторых классических опер («Вертер» Ж. Массне, «Орфей и Эвридика» П. Глюка, «Паяцы» Р. Леонкавалло), а в 1939 г. поставил к 125-летию со дня рождения Кобзаря оперу Н. Аркаса «Катерина» по одноименной поэме Т. Шевченко. Партию Андрея в «Катерине» И. Козловский впервые спел еще 1918 г. в Полтаве, а со временем исполнял ее и в Харьковской опере и в Украинском народном театре в Харькове (1924).

Видное место в оперном репертуаре певца занимала «Наталка Полтавка». В 1925 г. в Полтаве в спектакле в честь 100-летия «Наталки Полтавки» он исполнял Петра в ансамбле с М. Литвиненко-Вольгемут и П. Саксаганским. А в 1935 г. на юбилей Панаса Карповича, которого искренне любил и уважал как первого своего учителя сценического искусства, был уже в ореоле славы первого тенора Большого театра СССР. В 1951 г. И. С. Козловский осуществляет собственную постановку «Наталки Полтавки», с которой много гастролирует; долгие годы он выступает в роли Петра (а с годами — Возного) в спектаклях украинских оперных и музыкально-драматических театров, принимает участие почти во всех юбилейных спектаклях любимой народом оперы.

В годы Великой Отечественной войны И. С. Козловского слышали в составе фронтовых бригад бойцы многих фронтов и раненные в госпиталях. А он стремился в Украину: давал концерты в фонд обороны, выступал в только что освобожденных городах.

Этапной в его творчестве была партия Юродивого в опере М. Мусоргского «Борис Годунов» (1949). Исполняя ее с известнейшими басами отечественной сцены, Иван Семенович в глубине души жалел, что не пришлось спеть Юродивого с Шаляпиным в роли Бориса Годунова. Действительно, они бы составили актерский и вокальный дуэт, в котором бы оба партнера были достойны друг друга… Говорят, в Козловском было что-то от Юродивого… Это так, если понимать Юродивого как олицетворение народной мудрости, откровенности и правды…

Козловский, как человек глубоко и искренне верующий, даже в самые тяжелые советские времена пел в церковных службах. Так было и в Москве, так бывало и во время его приездов в Киев. Литургии во Владимирском кафедральном соборе пел вместе с ним и товарищ его молодых лет, прекрасный бас Е. Цинёв. Слух о том, что Козловский с Цинёвим будут петь в соборе, распространялся из уст в уста и храм наполнялся цветом киевской интеллигенции…

Лишь И. С. Козловский решился в годы воинствующего советского атеизма и гражданского бесправия первым исполнить в 1960-е гг. в открытом концерте романс С. Рахманинова на стихи:

Зал аплодировал стоя: и непревзойденному певцу, и мужественному гражданину.

Осознанием себя как творческого посла Украины продиктовано было легендарное выступление И. С. Козловского на одном из торжественных собраний по случаю 200-летия Большого театра СССР, где певец представил собранию 200 имен выдающихся украинских певцов, которые создавали славу русской оперы. Опекая позднее создающийся Мемориальный музей Николая Витальевича Лысенко в Киеве, Козловский категорически настаивал представить в экспозиции фотографии выдающихся певцов — солистов императорской сцены, которые исполняли произведения Лысенко во времена почти постоянного запрета украинского языка и украинского искусства. «Без них Лысенко был бы нем!» — горячо убеждал художник музейных научных сотрудников.

Действенное участие художника в создании мемориальных музеев Николая Лысенко и Марии Заньковецкой в Киеве был еще одним его неоценимым вкладом в сохранение художественных ценностей Украины.

Многолетняя дружба связывала Ивана Семеновича с выдающимся украинским басом Борисом Романовичем Гмырей. Певцов объединяли близкие взгляды на определяющие принципы оперного и вокального искусства и искренняя любовь к Украине. К сожалению, живым свидетельством их побратимства осталась всего лишь одна запись в золотом фонде Украинского радио — дуэт Николая Лысенко на стихи Генриха Гейне в украинском переводе Максима Славинского «Когда расстаются двое» (1957)…

Выдающийся камерный певец (концертные выступления начал в 1919 г.), Иван Семенович Козловский тонко интерпретировал романсы русских и западноевропейских композиторов. Его исполнение всегда отличалось чрезвычайным вниманием к слову, тонкой, филигранной нюансировкой, глубоким проникновением в авторский замысел. Он, как никто, ощущал музыкальную природу слова, придавал незаурядное значение музыкальной декламации. Значительную часть концертного репертуара И. Козловского составляли украинские народные песни (22 записаны им на грампластинки), романсы Н. Лысенко и других украинских композиторов, большей частью на стихи Т. Шевченко. Собственное свое кредо И. С. Козловский провозгласил на весь мир, осуществив уникальную запись вокального монолога Н. Лысенко на текст Т. Шевченко «Мне все равно…» в сопровождении оркестра Большого театра СССР (1976), — одну из самых лучших записей всей музыкальной Шевченкианы. Канев, музей на Тарасовой горе, собственно, могила Шевченко — были местом почти ежегодных паломничеств И. С. Козловского, в особенности на закате своих дней. Он приезжал сюда с детским хором родной Марьяновки, привозил с собой кинодокументалистов и телевидение. Приглашал певцов не только из Киева, но и из московского Большого театра. Пел на могиле Тараса, в музеях в Черкассах, Каменке, в шевченковских селах. Представителям Черкасской администрации, которые с большими почестями встречали знаменитого гостя из Москвы, говорил, саркастически улыбаясь: «Ну что вы со мной по-русски говорите? Я родной язык не забыл!» Говорил, что «приехал прощаться с моей милой Украиной». К счастью, эти прощания повторялись неоднократно…