Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Так ведь и загнуться можно, — заметил Элиот, открывая вторую банку пива.

— Да нет, в общем, было терпимо, — небрежно бросил Джейсон. — Не забудь, я ведь спортсмен. Но конечно, изображал, будто меня вот-вот удар хватит.

— Хорошая уловка, — сказал Ньюол. — Я слышал, эти морпехи бывают просто садистами.

— Вообще-то мне было жаль того парня, — неожиданно признался Джейсон.

— С чего вдруг? — спросил Ньюол.

— Мне кажется, я понял, почему он так гонял нас в лагере, — стал объяснять он, немного понизив голос, — ведь их жизнь вне военной базы в Виргинии, если ты не белый, не такая уж замечательная. Однажды в воскресенье, когда у нас был выходной, мы с ребятами пошли в город поесть мороженого. Сидим мы в кафешке «Говард Джонсонс», и как раз наш сержант проходит мимо. И я, кретин несчастный, помахал ему, чтобы он зашел и присоединился к нам.

— Ну и что в этом такого плохого? — поинтересовался Эндрю.

— Вы не поверите, но он просто остановился как вкопанный и показал нам всем кукиш. А в понедельник мы все отжимались столько раз, что думали — уже никогда нам не подняться.

— Я не понял, — сказал Эндрю. — Вы же хотели просто по-дружески его пригласить, разве нет?

— Конечно, но ваш Джейсон Гилберт по наивности не сообразил, что за пределами базы, в самом городе Квонтико, действуют законы сегрегации — прямо как до Гражданской войны. Можете себе представить: военнослужащему Соединенных Штатов воспрещалось поесть мороженого в том месте, где мы тогда сидели! Вот почему он так взъярился. Решил, будто мы его дразним.

— Кошмар, — произнес Ньюол. — Это же поразительно, чтобы в наше время — и такое. Господи, Гилберт, спорим — тебе небось приятно стало, что ты всего лишь еврей.

Джейсон уставился на члена своей команды и предполагаемого друга, уклонившись от неумышленного оскорбления, словно искусный боксер от удара.

— Ньюол, я прощаю тебе твое последнее замечание, поскольку знаю о твоей врожденной тупости.

Эндрю Элиот, вечный миротворец, ловко переменил тему разговора.

— Эй, ребята, послушайте, у меня есть последний «Реестр первокурсников». Давайте проверим, каков нынче урожай, и заранее подадим заявки, а?

— Мне эта затея нравится, — сказал Ньюол, обрадовавшись возможности вернуться на нейтральную почву. — Что скажешь, старина Гилберт? Может, поищем красоток среди выпуска тысяча девятьсот шестьдесят первого года?

Джейсон улыбнулся.

— Ты, Ньюол, в своем репертуаре — как всегда засиделся на старте. Я сделал свои уроки еще вчера. Так вот, лучшая девушка из вновь прибывших талантов — Морин Маккейб. И я веду ее в Норумбега-парк сегодня вечером.

Из дневника Эндрю Элиота

24 ноября 1957 года

Вот мы и очутились в очковой (то бишь конечной) зоне университетской жизни — как в символическом, так и в буквальном смысле слова. Впрочем, это наше достижение дает возможность также вкусить величайшей радости. Нам, студентам последнего курса, разрешается сидеть на центральной трибуне, на уровне пятидесятиярдовой линии — рядом с ректором и самыми выдающимися выпускниками, теми, кого университет считает достойными этих почетных мест.

Смешно, конечно, но следующей осенью мы опять вернемся в очковую зону — уже как свежеиспеченные выпускники. Вот почему наша небольшая шайка решила отметить встречу команд Гарварда и Йеля гигантским прощальным «салютом».

Мы с Ньюолом созвонились со своими старинными дружками по подготовительной школе, окопавшимися в Нью-Хейвене, и договорились насчет танцев и коек для всех нас — подрыхнуть.

Мы даже для Гилберта зарезервировали место, а он взамен пообещал, что его сестренка Джулия познакомит нас с самыми симпатичными (и, надеюсь, уступчивыми) подружками из колледжа Брайерклиффа.

Клифф, в котором учится Джулия, в отличие от того, который находится в Кембридже, штат Массачусетс, — это по-настоящему женский колледж. Там девушек в первую очередь учат практическим вещам, которые могут пригодиться им в жизни, — например, как выглядеть миловидно и пускать в ход свои чары. Нет, конечно, мозги у девушек тоже должны быть в наличии, но в умеренных дозах, а то ведь наши рэдклиффианки до того умные, черт бы их побрал, ни в чем нам не уступают, поэтому иногда вообще забываешь, зачем Господь создал женщину.

Впрочем, я ничего не имею против Рэдклиффа. Скажу больше: если у меня когда-нибудь будет дочь, я бы хотел, чтобы она училась именно там. Просто, если уж говорить о женитьбе, то лучше поискать свое счастье в Брайере.

Джулия Гилберт привела с собой отличных девчонок для нас с Ньюолом. А мы пристроили ее к Чарли Кушингу, который принимал нас у себя в Йеле, — милый парнишка. Говоря про него так, я вежливо намекаю, что хоть манеры у него безупречные, но мозгов в голове нет никаких (рядом с ним я — прямо-таки Эйнштейн).

Наши места на Йельском стадионе были просто потрясающие. Мы сидели на центральной трибуне, в районе пятидесятиярдовой линии; между нами вразброс, как конфетти на дне рождения, тут и там можно было видеть мировых знаменитостей.

Четырьмя рядами ниже нас расположились ректор университета Пьюси с несколькими деканами — они вежливо хлопали, когда игрокам нашей сборной удавалось сделать что-нибудь хорошее (правда, это было не очень часто).

В десяти метрах слева от меня сидел наш массачусетский сенатор Джек Кеннеди со своей элегантной женой Джеки. Эти двое вели себя не так чинно, как большинство выпускников прежних лет, присутствовавших в почетной ложе: они орали во все горло, призывая гарвардцев забить этим неотесанным, самоуверенным и, увы, слишком хорошо знающим свое дело йельцам.

К несчастью, даже рьяные крики сенатора Соединенных Штатов не помогли нашим ребятам в этот день. Йель сокрушил нас со счетом 54:0.

Ну и ладно, черт с ними, думал я, когда мы веселились после матча, вернувшись к нашему приятелю в Бренфорд-колледж. Бедолагам йельцам почти нечем гордиться, так пусть хоть порадуются, что выиграли этот треклятый матч.

*****

Однажды, это было в начале декабря, Сара оторвала голову от подушки и улыбнулась.

— Тед, не пора ли тебе попросить у родителей моей руки?

— А вдруг они откажут?

— Тогда на нашей свадьбе будет на два человека меньше, — ответила она.

— Не пойму. Разве тебе не важно, что они обо мне думают?

— Ничто не помешает мне остаться с тобой на всю жизнь, — ответила она.

А потом добавила с застенчивой откровенностью:

— Но я была бы просто счастлива, если бы ты понравился моему отцу. И я уверена, так и будет. А моей маме все равно никто не угодит.

* * *

Тед нервничал, и это понятно. Ему очень хотелось порадовать Сару, заслужив расположение ее отца. Вот почему за то время, которое оставалось до знакомства с ее родителями, он разузнал как можно больше о человеке, которого Сара так боготворит.

В справочнике «Кто есть кто» говорилось, что Филипп Харрисон, уроженец Сент-Пола, окончил Гарвард в 1933 году, прошел службу в военно-морских силах, награжден орденами и медалями, а в настоящее время возглавляет один из наиболее успешных акционерных банков страны.

Кроме того, имя мистера Харрисона часто появлялось на страницах «Нью-Йорк таймс», где освещались его встречи с хозяином Белого дома, который консультировался с ним по некоторым особо острым экономическим вопросам.

Он произвел на свет троих сыновей. Но дороже всех ему была дочь. И если послушать, как Сара говорит о нем, то можно подумать, будто ее отец — воплощение всех возможных человеческих добродетелей.

«Вот черт, — думал Тед, — если это хоть как-то связано с эдиповым комплексом, то шансов у меня почти никаких!»

— Думаю, голубой подойдет для рождественского ужина, Тед.

— А может, пойти на обед в сером фланелевом, а голубой приберечь для церкви?

49
{"b":"153078","o":1}