Его отец не стал отвечать на тревожное письмо сына. Вместо этого он отменил на один день все дела и сел на поезд, направлявшийся прямо в Бостон.

Когда Джейсон выходил из раздевалки после тренировки по сквошу, он едва поверил своим глазам.

— Пап, что ты здесь делаешь?

— Знаешь, сынок, давай отправимся в «Дерджин-парк» и возьмем себе по отличному стейку.

В каком-то смысле сам выбор места говорил о многом. Ведь в этом всемирно известном мясном ресторане недалеко от бостонской скотобойни нет ни кабинок, ни укромных уголков. Со снобизмом, вывернутым наизнанку, здесь и банкиров, и водителей автобусов усаживают за один и тот же длинный стол, накрытый скатертью в клеточку. Некий вариант насильственного уравнивания различных отрядов плотоядных.

Возможно, Гилберт-старший искренне не понимал, что в подобном месте невозможно будет пообщаться по душам. Возможно, он выбрал это место просто из-за атавистической потребности покровительствовать сыну. Накормить своего мальчика, чтобы хоть как-то заглушить ту боль, которую он испытывает.

Во всяком случае, среди звона массивных тарелок и криков из открытой кухни Джейсон вдруг понял одну вещь: папа здесь, рядом с ним, чтобы поддержать его. И всегда будет.

Жизнь полна разочарований. И единственный способ справляться с мелкими неудачами — держать удар и становиться сильнее.

— Однажды, Джейсон, — сказал ему отец, — когда ты станешь сенатором, те ребята, которые отвергли тебя, обязательно пожалеют об этом, и очень сильно. И поверь мне, сынок, этот неприятный случай — эй, да мне ведь тоже обидно за тебя — покажется такой ерундой.

Джейсон проводил отца на Южный вокзал к ночному поезду. Перед тем как сесть в вагон, Гилберт-старший потрепал Джейсона по плечу и сказал:

— Нет никого на свете, кого бы я любил больше тебя, сынок. Всегда помни об этом.

Назад к станции метро Джейсон шел с незнакомым чувством опустошенности.

— Нет.

— Да.

— Нет!

Сара Харрисон села, резко выпрямившись, лицо ее пылало.

— Перестань, Тед. Сколько раз в своей жизни ты отказывался заниматься с девушкой любовью?

— Пятая поправка [26], — возразил он.

— Тед, здесь темно, а ты все равно стесняешься до ужаса. Для меня совершенно не важно, со сколькими девицами ты переспал до меня. Я просто хочу, чтобы ты позволил мне вступить в этот клуб.

— Нет, Сара. Мне не кажется правильным делать это на заднем сиденье «шевроле».

— Но я же не возражаю.

— Зато я возражаю, черт побери! Я хочу, чтобы у нас с тобой это случилось где-нибудь в более романтическом месте. Ну, знаешь, например, на берегу реки Чарльз.

— Ты спятил, Тед? Там же холодно! А может, в мотеле «Киркланд»? Я слышала, у них с этим не очень строго.

Тед было встрепенулся, но потом покачал головой.

— Не выйдет, — вздохнул он с сожалением. — Его хозяин — приятель моих родителей.

— Значит, мы опять возвращаемся к нашему славному «шевроле».

— Прошу тебя, Сара, я хочу, чтобы все было иначе. Послушай, в следующую субботу мы сможем поехать в Нью-Гемпшир.

— В Нью-Гемпшир? Ты рассудка лишился? По-твоему, нам придется ездить за сотню миль отсюда всякий раз, когда захочется заняться любовью?

— Нет, нет, нет, — заверил он. — Лишь пока я не найду достойное место. О боже, вот когда я действительно жалею, что не живу в колледже, так это сейчас. Во всяком случае, наши перцы имеют своих женщин у себя в комнатах хотя бы в дневное время.

— Ну, ты не живешь в «хаусе», а я торчу в рэдклиффской общаге, куда мужчин пускают раз в год по обещанию…

— И когда же вам это обещают?

— Не раньше последнего воскресенья следующего месяца.

— Ладно. Подождем.

— И что нам делать до тех пор — принимать холодный душ?

— Не понимаю, почему ты так спешишь, Сара.

— Не понимаю, почему ты не спешишь.

Правду говоря, Тед и сам не понимал, почему перспектива «переспать» с ней вселяет в него такую неуверенность. Он вырос с представлением о том, что любовь и секс имеют отношение к двум совершенно разным типам женщин. И хотя он и его дружки с важным видом гордились своими похождениями в обществе девиц, ублажавших их по-всякому, никто из парней и помыслить не мог, чтобы жениться не на девственнице.

И хотя он не посмел бы признаться в этом даже самому себе, одна мысль смущала его: с чего вдруг «хорошая» девушка вроде Сары Харрисон так стремится заняться с ним любовью. Вот почему он с радостью отложил эту тему до следующего воскресного Дня открытых дверей в ее общежитии. У него еще будет достаточно времени, чтобы привести в соответствие такие противоположные понятия, как чувственность и любовь.

И все же один вопрос не давал ему покоя, и он все искал подходящие слова, чтобы озвучить его как можно мягче.

Сара поняла: его что-то тревожит.

— Эй, что с тобой?

— Не знаю. Просто… мне бы хотелось быть у тебя первым.

— Но это так и есть, Тед. Ты — первый мужчина, которого я действительно полюбила.

— Эндрю… ты сегодня занят? — спросил Тед, заметно нервничая. — Ты можешь уделить мне пять минут после того, как закроешь библиотеку?

— Конечно, Ламброс. Хочешь, спустимся в «Гриль» за парой чизбургеров?

— А? Вообще-то я бы предпочел более тихое место.

— Мы можем взять еду ко мне в комнату.

— Это было бы отлично. Я захватил с собой кое-что особенное — выпить.

— Ну-у, Ламброс, это звучит заманчиво.

В четверть первого ночи Эндрю Элиот разложил два чизбургера на кофейном столике у себя в комнате, а Тед извлек бутылку из своего рюкзака.

— Ты когда-нибудь пробовал рестину? — спросил он. — Это греческий национальный напиток. Принес тебе в подарок.

— С чего вдруг?

Тед склонил к нему голову и пробормотал:

— Вообще-то это вроде взятки. Мне нужна твоя помощь, Энди, очень большая помощь.

Судя по смятению, отразившемуся на лице приятеля, Эндрю был уверен, что тот сейчас попросит у него денег в долг.

— Не знаю, как тебе сказать об этом, — начал Тед, пока Эндрю разливал рестину. — Но независимо от того, согласишься ты или нет, поклянись, что не скажешь об этом ни единой душе.

— Конечно, конечно, будь уверен. А теперь — выкладывай, а то у меня от напряжения сейчас будет сердечный приступ.

— Энди, — смущенно заговорил Тед, — я влюбился…

И снова замолчал.

— О, мои поздравления, — ответил Эндрю, не зная, что еще можно на это сказать.

— Спасибо, но, видишь ли, есть одна проблема.

— Слушай, не тяни, Ламброс. Какая проблема?

— Обещай, что не будешь меня осуждать с этической точки зрения!

— Если честно, я не очень-то разбираюсь в вопросах этики.

Тэд посмотрел на Элиота с облегчением и неожиданно выпалил:

— Слушай, можно, я буду занимать твою комнату пару раз в неделю после обеда?

— И это все? Вот из-за чего у тебя разжижение мозгов? Когда тебе надо?

— Ну, — ответил он, — согласно правилам проживания вам разрешается принимать у себя девушек с четырех до семи. Тебе с твоими соседями бывает нужна квартира в это время?

— Нет проблем. У Уиглсворта гребля, а потом он ужинает в клубе универа. То же самое Ньюол, только у него теннис. Я тренируюсь в спортзале. Как видишь, у тебя полная свобода действий — можешь заниматься чем угодно.

Тед вдруг широко улыбнулся.

— Господи, Элиот, как мне тебя благодарить?

— Ну, бутылочка рестины от случая к случаю — неплохая идея. И еще вот что: мне нужно обязательно знать имя девушки, чтобы записать ее как свою гостью. Сначала придется хитрить, но наш комендант — парень неплохой.

Они договорились о способе, который позволит Теду и его возлюбленной («совершенной богине» Саре Харрисон) пользоваться гостеприимством «Элиот-хауса». Все, что для этого требуется, — просто предупредить Эндрю за пару часов.