И все же теперь они смотрели друг на друга совсем не так, как прежде, когда стояли в очереди за первым ужином в своей начавшейся студенческой жизни. Тогда они были соперниками. Самостоятельными людьми, верящими только в себя. Воздух в «Юнионе» в то время дышал ощущением их всеведения и непогрешимости.

Но сегодня они относились друг к другу с каким-то неведомым прежде чувством симпатии. Здесь нет никаких начальников и подчиненных. Они впервые встретились просто как люди, которых что-то объединяет. И они здесь не для того, чтобы благоговеть друг перед другом. Однокурсники собрались, чтобы пообщаться.

Чуть позже они смогут позволить себе посмеяться. И вспомнить футбольные матчи и студенческие проказы. И вообще старые добрые времена, когда Айк сидел в Белом доме и все в этом мире было правильно.

Встреча выпускников началась.

Официально неделя, посвященная традиционному сбору, началась на другое утро с благодарственной и поминальной службы в девять тридцать. Принимая во внимание то, как мало народу пришло на службу по случаю окончания университета в 1958 году, было удивительно видеть, сколько людей присутствовало в Мемориальной церкви в этот теплый день 6 июня 1983 года.

Все они уже успели изучить красную книгу внушительных размеров, славное собрание их общих достижений. Но именно статьи, посвященные тем, кто уже скончался, владели умами всех остальных. Высокий чин не спасает от несчастного случая на дороге. Гарвардская степень не отпугивает раковую опухоль.

Наверное, все понимали, что именно по этой причине они пришли сюда. Чтобы снова побыть вместе со своими однокурсниками в середине жизненного пути. И хотя служба эта проводилась в память усопших, они, собравшись на нее, тем самым признавали, что тоже смертны.

Церковь заполнили только выпускники этого курса, члены их семей и родные умерших. Службу проводили их же сокурсники.

В какой-то момент преподобный Лайл Гутту, выпуск 1958 года, произнес несколько коротких суждений.

Он подчеркнул, что всем присущ страх смерти. Но то, что кроется под этим страхом, можно назвать ужасом перед собственной маловажностью. Каждый боится, вдруг его не будут помнить.

«Вот почему мы собрались здесь сегодня — ради самих себя, а не только ради других. Вот почему это здание по-прежнему стоит на месте — в память о сынах Гарварда, которые пожертвовали своими жизнями, чтобы защитить достоинство человека».

Затем он рассказал о некоторых смертях. Один их сокурсник утонул в реке, спасая ребенка. Другой их товарищ был казнен как руководитель неудавшегося восстания против деспотического режима на Гаити. Еще один из них отдал свою жизнь, чтобы спасти около сотни заложников.

В заключение он произнес: «Скромный героизм или юношеский идеализм — или и то и другое, вместе взятое? Что мы знаем? Что жизнь без героизма и идеализма ничего не стоит — или то, что и первое и второе может быть смертельно опасным? Мы здесь, чтобы вспомнить наших однокурсников. У них у всех есть имена. Мы знаем, кто они. Они были одними из нас и останутся ими навсегда».

При этих словах встал еще один выпускник курса, чтобы зачитать имена тех, кто ушел в мир иной.

Когда он закончил чтение списка, зазвонили колокола Мемориальной церкви. По одному удару на каждое имя. Все стоявшие в просторных стенах церкви, обшитых белыми панелями, потрясенно вслушивались в глухой колокольный звон по усопшим.

Сорок лет жизни свелись к единственному удару звонившего колокола.

Все мы там будем.

6 июня 1983 года

Я с нетерпением ждал поминальной службы и в то же время очень волновался и переживал. Мне казалось, я не смогу сдержать свои эмоции. Уверен, я бы и не сдержал, если бы не моя обязанность позаботиться о сыне. Не о своем, конечно (у меня же больше нет сына).

Рядом со мной стоял красивый шестнадцатилетний блондин — это был старший сын Джейсона, Джошуа, которого я пригласил присутствовать на церемонии, где мы будем чтить память его отца.

Пока все вокруг, не стыдясь, обливались слезами, мальчик сохранял спокойствие и держал спину ровно. Он впервые открыл рот, лишь когда начался первый гимн, «Хвала Богу Авраамову».

Я с изумлением понял, что он знает эту мелодию. А когда до меня долетел тихий звук его голоса, я понял, почему он ее знает. В то время как мы все нараспев читали церковный текст, он его пел — на иврите. Позже я узнал от него, что это традиционная еврейская молитва, которую, как мне кажется, мы, христиане, взяли себе.

Он спросил, специально ли это сделано ради его отца.

Я ответил, что вся служба проводится ради его отца. И по меньшей мере с моей стороны это было абсолютной правдой.

Некоторые из моих сокурсников поглядывали на Джошуа и, наверное, думали, будто это мой сын, и это добавляло мне саднящей печали.

После окончания службы я представил его всем бывшим приятелям Джейсона, которых только смог найти (их было очень много). Каждый из них сказал мальчику много замечательного о его отце. Я видел, как глубоко трогают Джошуа эти слова и как он мужественно борется с собой, чтобы не заплакать.

Провожая его на поезд, чтобы он навестил своих дедушку с бабушкой, я выразил надежду, что однажды он снова приедет в Бостон.

Он ответил, что мечтает поступить в Гарвард — как его отец. Но конечно, сначала ему надо будет отслужить в армии.

Я ждал, когда поезд тронется с места, и думал о том, что Джейсон, наверное, очень гордился бы своим сыном.

Потом я пошел выпить кофе, ибо через полчаса мне надо было встретить другой поезд. Встретить любимую, которая едет ко мне по случаю встречи выпускников.

Все заранее предсказывали, мол, это будет невероятно волнующее событие, и вот оно произошло. Слава богу, у меня есть та, которую я люблю и с кем могу разделить этот праздник. И она тоже любит меня, я это знаю.

С тех пор как Энди покинул «западный мир», мы с Лиззи стали намного ближе. Где-то на полпути моя дочь вдруг поняла, что я изо всех сил стараюсь быть любящим отцом. И она стала отвечать мне взаимностью.

Время от времени я беру ее с собой на футбольные матчи. Иногда я сажусь в машину и еду к ней в школу прямо посреди учебной недели, и мы идем с ней в хороший ресторан, чтобы вместе поужинать. Она рассказывает мне о своих делах. Обо всех «противных типах», которые бегают за ней, и о «клёвых парнях», которым она хочет понравиться.

Я начал давать советы. И к моему изумлению, ей это нравится!

Я понял, что происходит что-то хорошее, когда ее оценки, обычно неплохие, но и только, вдруг стали стремительно улучшаться. Между прочим, она получила согласие о приеме из всех университетов, куда подавала заявления: из Суортморского колледжа, из Йеля… и из Гарварда.

Кто знает, может, она остановит свой выбор на Кембридже, и ничего страшного, что отец ее участвует в деятельности университета, а несколько поколений невидимых предков будут взирать на нее сверху. Моя Лиззи храбрая девочка, и я очень ею горжусь.

Приятно сознавать, что мы пойдем с ней рука об руку.

Циники могут сказать, мол, поминальная служба в день встречи выпускников для того и проводится, чтобы лишний раз напомнить гарвардцам: хотя все они и смертные, зато сам университет будет жить вечно.

Во всяком случае, остальные мероприятия недели были посвящены убедительной демонстрации всего того, что Гарвард для них сделал. И благодаря щедрой финансовой поддержке своих выпускников еще многое сделает для будущих студентов.

Во-первых, ректор университета Дерек Бок и декан факультета Теодор Ламброс, выпуск 1958 года, провели симпозиум на тему «Будущее Гарварда». Лейтмотивом их выступлений была мысль о том, что, пока большинство американских университетов только готовятся к наступлению двадцать первого века, Гарвард, с присущей ему широтой видения, уже устремлен в век двадцать второй.