Одно из заданий Джорджа заключалось в том, чтобы помогать Киссинджеру вербовать умные свежие лица — которые очень скоро становились бледными и уставшими — для работы в аппарате Совета национальной безопасности.

Как-то ранней весной он провел собеседование с молодой выпускницей Джорджтаунского университета на должность в отделе Латинской Америки. Она была великолепно подготовлена: имела отличные оценки по испанскому и португальскому языкам, а также несколько писем от официальных представителей Республиканской партии, напоминавших ребятам из Белого дома, что отец девушки является влиятельным адвокатом в Вашингтоне.

Джордж тем не менее настроился на то, чтобы устроить ей суровую проверку. Он был слишком предан Киссинджеру, чтобы позволить партийным политикам вмешиваться в их работу, которую он считал чрезвычайно важным делом. И если эта девица окажется взбалмошной любительницей вечеринок, они просто спровадят ее в офис к какому-нибудь сенатору.

То обстоятельство, что Кэтрин Фицджеральд оказалась очаровательной блондинкой, лишь подкрепило его предварительное суждение, что им пытаются навязать пустоголовую дебютантку из высшего света. Однако эта девушка совершенно озадачила его и поставила в тупик. И не только своими дипломами об образовании и совершенно очевидным интеллектом, но и тем, что у нее к тому же имелся опыт работы. Она провела два года в Латинской Америке с Корпусом мира и, еще будучи студенткой, каждое лето в течение трех лет работала в одном из банков Сан-Пауло, чтобы совершенствоваться в португальском языке.

Джордж дал Кэтрин Фицджеральд положительную оценку, и девушку приняли на работу в аппарат Совета национальной безопасности.

После этого он иногда сталкивался с ней в коридорах, когда по поручению Генри проверял работу сотрудников, сидящих в управлении. Но кроме этих случаев он о ней и не вспоминал. Все его мысли были заняты тем, чтобы помогать Киссинджеру — складывать части головоломки под названием «мировая политика».

Так и продолжалось до тех пор, пока однажды в поздний час, холодным зимним вечером, он не вышел из западного крыла Белого дома и не направился к воротам. Бросив взгляд в сторону здания управления, чтобы проверить, в чьих кабинетах еще горит свет, он вдруг увидел, как из дверей центрального входа появляется знакомая девушка.

— Мисс Фицджеральд, — шутливо произнес он, — вы уже домой собрались, так рано?

— О, здравствуйте, мистер Келлер. — Она устало вздохнула. — Вы знаете, на самом деле это даже не шутка. Я впервые за все время покидаю кабинет до полуночи.

— Обязательно расскажу об этом боссу, — обещал Джордж.

— Не стоит. Я не гонюсь за продвижением, — ответила она. — У меня единственное желание: чтобы он взял еще одного, а лучше двух помощников для моего отдела. А то некоторые люди здесь считают, будто вся Южная Америка размещается в пригородах Мехико.

Джордж улыбнулся.

— Где припаркована ваша машина, у Мемориала?

Они кивнула.

— Моя там же. Я провожу вас. Мы сможем защитить друг друга от грабителей.

Когда они переходили через проспект Конституции, Джордж взглянул на Кэти и ему в голову пришла удивительная мысль.

Вот перед ним девушка. И выглядит неплохо. Нет, в самом деле, очень даже симпатичная. А он за все время в Вашингтоне еще ни разу ни с кем не разговаривал просто так, по-дружески. Джордж всегда так много и упорно работал, что его чистая совесть не стала возражать, когда он предложил девушке зайти куда-нибудь и выпить.

— Чудесно, — ответила она, — но только кофе.

Тогда Джордж стал перечислять заведения в фешенебельном районе Джорджтауна, о которых он был так много наслышан.

— О нет, — весело ответила она, — мне совсем не хочется лицезреть золотую молодежь Вашингтона. Может, просто поедем ко мне домой и там выпьем кофе?

— Ладно, — согласился Джордж. — Поезжайте впереди, а я следом.

Она жила одна на Саут-роял-стрит, в красивой трехкомнатной квартире в небольшом доме без лифта.

Пока она возилась с кофеваркой-эспрессо, Джордж изучал постеры на стенах. В основном это были цветные фотографии — на память о путешествиях по Латинской Америке. За исключением одного объекта, который возбудил его любопытство.

— Скажите, Кэти, — обратился он к ней, указывая на большой бело-голубой плакат, который гордо красовался над диваном, — это у вас что-то вроде шутки?

— А, вы о моем противоатомном произведении искусства? — радостно откликнулась она. — Нет, я действительно довольно активно участвовала в антивоенном движении, когда была студенткой. Даже в парочке крупных маршей принимала участие.

— Тогда я не понимаю…

— Что? Как я получила работу в Совете? Или почему я захотела там работать?

— Полагаю, и то и другое.

— Ну, — сказала Кэтрин, присаживаясь рядом с ним и передавая ему чашку, — для начала, это свободная страна, и мне не стыдно признаться, что я считаю наше присутствие во Вьетнаме ошибкой. А с другой стороны, я совершенно не поддерживаю идею насильственного свержения правительства, иначе меня бы не допустили к работе с секретными документами. Следовательно, вы можете назвать меня идеалисткой, которая ради перемен готова работать внутри системы.

— Очень благородно, — отметил Джордж. — И много еще таких, как вы, в коридорах Совета?

— Один или двое. — Кэтрин улыбнулась. — Ноя, конечно же, не стану разоблачать этих людей перед «тенью Киссинджера».

Она внезапно замолчала, смутившись.

— Значит, так меня называют — «тенью Киссинджера»?

— Видите ли, вы же двое почти неразлучны. Думаю, все дело в том, что те из нас, кто работает в другом здании, просто немного завидуют. А вообще кто-то мне сказал, что вы самый молодой из всех парней, у кого есть свой кабинет в Белом доме.

— А что еще обо мне говорят? — стал вытягивать из нее Джордж.

— Не надо меня подставлять. Может, поговорим о чем-нибудь другом?

— Да, но только если вы позволите мне самому догадаться, что обо мне думают остальные сотрудники аппарата. Моя интуиция подсказывает, они считают меня самодовольным, заносчивым и жестоким.

Он посмотрел на нее, ожидая ответа.

— Без комментариев, — попросила она.

— Вам и не придется, ибо это правда. Все вышеперечисленное мне присуще.

— Я вам не верю, — улыбнулась Кэти. — Думаю, где-то внутри вас, под этой напускной напыщенностью, бьется доброе сердце Санта-Клауса.

— Спасибо, что так резко поменяли свои взгляды на мой счет, — сказал Джордж.

— Вообще-то мне кажется, наш босс тоже такой же, как вы. Генри только для виду любит пошуметь. Вот почему вы оба так ладите между собой. Наверное, все дело в вашем европейском происхождении.

— А что вам известно о моем происхождении?

— То же, что и всем, полагаю. Я хочу сказать, мы ведь все давали присягу о неразглашении государственных секретов, так о чем же еще нам сплетничать, как не о частной жизни наших коллег?

— Но у меня нет частной жизни, — резко возразил Джордж.

— Вот и плохо. Вы вполне могли бы сделать какую-нибудь девушку очень счастливой.

— Сомневаюсь. В плане романтики я, наверное, самый безнадежный человек во всем Вашингтоне.

— Но зато вы, вероятно, самый умный. Я читала ваши статьи в «Форин афферс», и, хотя некоторые из ваших заключений меня не убедили, статьи ваши на удивление дальновидные.

— Я польщен.

Он легко коснулся ее плеча и задал свой вопрос:

— А у вас есть кто-то, кто делает вас счастливой?

— Сейчас — нет.

— А можно мне подать заявление о занятии этой должности?

— Можно. — Она улыбнулась. — Но в этом случае мне придется провести с вами собеседование.

— Как насчет ужина в пятницу вечером?

Она кивнула.

— Прекрасно. Постараюсь к девяти освободиться. Устраивает?

— Великолепно, — сказал Джордж. — Рановато немного, но все равно я буду с нетерпением ждать.

— Kala Christouyina!